Киреевы
Шрифт:
Она сказала адрес Николая Николаевича. Врач разрешил ей ехать, но обязательно в сопровождении медицинской сестры.
Наташа мысленно много раз переживала встречу с родными, такую долгожданную. Повторяла ласковые слова, которые скажет матери, отцу, сестре, брату… И вдруг все забыла.
Дорогой она опомнилась.
«А что, если мама еще не вернулась из эвакуации, а отец на фронте? Придется тогда ложиться в госпиталь…»
Откуда у Наташи взялись силы. Почти без помощи медицинской сестры она вышла из остановившейся машины и добралась
Ответ дежурного вахтера: «Сам со вчерашнего дня не приезжал, а Мария Михайловна дома» — взволновал Наташу настолько, что, забыв о своей спутнице, она бегом бросилась к лифту. Сестра, улыбаясь, догнала больную.
— Ничего, ничего. Прекрасно все понимаю, — сказала она Наташе.
Самое трудное было — нажать кнопку звонка.
«Что ждет там, за дверью? Знают ли родные о Степике?»
Дверь открыла Катерина. Увидев на площадке двух молодых женщин, одну в белой косынке с красным крестом, другую в простой солдатской шинели, — она удивленно спросила:
— Бы к хозяину? Так его нет.
В открытую дверь Наташа увидела на вешалке в передней маленькое синее пальтецо с якорем на рукаве. Оно не могло принадлежать ни Юрику, ни Верочке. Все… все забыла она в этот миг.
Оттолкнув Катерину, с отчаянным криком: «Степа!.. Степик мой!» — Наташа кинулась в квартиру.
Навстречу ей выбежала испуганная Мария Михайловна. Киреева не успела обнять свою старшую дочь, Наташа бросилась на колени перед маленьким мальчуганом, с серьезным видом игравшим на полу, и молча покрыла его бесчисленными поцелуями. Счастливые материнские слезы щедро лились из ее глаз прямо на лицо ребенка. Степа от испуга заплакал громко, обиженно. Плач услышала Верочка и прибежала на помощь.
— Верочка! — крикнула Наташа, поднимаясь с колен. Тут-то ее и подхватила терпеливо ожидавшая в стороне Мария Михайловна. С раскрытыми объятиями ждала очереди Катерина.
Забытая всеми сестра, наблюдавшая в течение нескольких минут встречу родных, тихонько ушла, и на вопрос врача: «Ну как?» — уверенно ответила:
— Все хорошо, все в порядке.
…Вечером, когда дети улеглись спать, а Катерина возилась на кухне, Наташа с непросохшими после ванны волосами, похорошевшая от счастья, попросила Марию Михайловну:
— Ты хоть немножно расскажи мне о Степике. Я ведь так давно его не видела, не знаю, как и подойти к нему.
Наташа не успокоилась, пока мать не рассказала ей о вкусах сына, привычках, любимых игрушках.
Ей все было мало. Она без конца готова была слушать о своем сыне. Мария Михайловна незаметно перевела разговор на Степана Дмитриевича:
— Поехал узнать, почему ты не эвакуировалась с заводом и… привез Степу. Разыскал нашего мальчика у хороших, надежных людей. Мне сказал, будто бы ты с этими людьми сына за Урал отправила, а сама собиралась с последним эшелоном ехать и не успела. Уверена я, Степану на заводе всю правду про тебя рассказали. Он просто пожалел меня, скрыл… Верил — жива ты, вернешься.
— Я напишу ему, завтра
Но разве все сразу расскажешь и расспросишь, когда столько не виделись, когда столько пережито!
— Мамочка! Мы с тобой говорили только о хорошем, а надо поговорить о многом другом, — тихо сказала Наташа, и лицо ее вдруг снова постарело, поблекло…
В эту ночь она выплакала на груди у матери тяжелое, безысходное горе. Рассказала о муже, брате. Все рассказала Марии Михайловне, ничего не утаила.
— Жизнь хороша, дорогая моя девочка, а плохое забудется, рассеется, как скверный сон, — сказала Киреева, дослушав до конца рассказ о смерти Глинского.
Когда Наташа с отчаянием сообщила об измене Виктора, Мария Михайловна посуровела:
— Слышала я. И сама отцу об этом сказала, а он, оказывается, знал, что так говорят. Мы оба не верим. Доказать трудно, а не верим… И ты, Наташа… Сколько же горя пришлось тебе хлебнуть, моя дочурка, что ты Виктора, нашего Виктора, предателем считаешь!
С тоскливой болью посмотрела Мария Михайловна на лицо дочери. Что стало с ее девочкой, с ее жизнерадостной цветущей Наташей?!
Николай Николаевич еще не успел прийти в себя после встречи с Марией Михайловной и младшими детьми, а тут неожиданный приезд Наташи.
«К победе страна идет, вот и в личной жизни стало больше света, больше радости», — подумал он, нетерпеливо поджидая, когда проснется его ясноглазая любимица. Он приехал рано утром вместе с Родченко. Не спала одна Катерина. Мария Михайловна услышала голоса и тоже встала. Но Наташа после перенесенного нервного потрясения была такой слабой, что ее решили не тревожить, — пусть спит, пока сама не проснется.
Мария Михайловна успела предупредить мужа и Андрея, что с Наташей надо говорить осторожно, не касаться мучительных для нее тем о муже и брате, стараться отвлекать от воспоминаний о днях, проведенных в оккупации. Андрей с тревогой и радостью ожидал Наташу. Сколько она перенесла! Если бы он мог отдать ей всю накопленную годами ласку, любовь…
Наташа вошла неожиданно и остановилась на пороге.
Ее бледное без кровинки лицо освещалось большими глазами. Глубокие тени залегли под ними. В каштановых волосах сверкали серебряные нити.
— Какое счастье, что ты снова с нами! — Николай Николаевич бережно прижал к груди Наташу.
Сияющая улыбка появилась на ее губах.
— Мне даже не верится, что я с вами, дорогие мои!
Обняв и расцеловав отца, Наташа подошла к Андрею. Ее холодные губы прижались к пылающей щеке Родченко. Андрей вздрогнул. Мучительная боль неразделенного чувства вспыхнула с новой силой. Он потянулся к ней всем своим существом. Постаревшая, измученная, она была еще дороже, еще желаннее.
После завтрака Андрей встал и торопливо начал собираться.