Киреевы

Водопьянов Михаил Васильевич

Пожилая няня неодобрительно вздохнула:

— В раздевалке-то халат спросят… обязательно. Она немного подумала, потом подняла халат:

— Отнесу сама. Еще вернется за ним, да нашумит здесь, такая несознательная!

Сестра осталась в палате вдвоем с больной. Лидия Петровна не произнесла ни звука, губы ее были крепко сжаты.

Осторожно поправив одеяло, сестра отошла от кровати и села так, чтобы больная ее не видела. Она не уходила до тех пор, пока Лидия Петровна не уснула.

Во время вечернего обхода сестра подробно доложила профессору Токмачеву об ухудшении

состояния больной Соколовой.

— Кто эта посетительница? Зачем приходила?

Дежурный врач, разрешивший дать пропуск Ольге Александровне Соколовой, мог сообщить профессору только одно: посетительница назвалась близкой родственницей больной и хотела непременно лично передать ей фрукты и сладости.

— Я не возражал против кратковременного визита, — опраздывался врач. — Вы, Вячеслав Дмитриевич, не раз говорили мне: свидание с близкими — лучшее лекарство.

— Так это же — с близкими… — задумчиво протянул профессор.

Из палаты Соколовой профессор вышел сильно встревоженный.

«Неужели рецидив? У больной такой издерганный организм, что она может не выдержать повторную вспышку. Хорошо, что ее брат скоро будет здесь. Встреча с ним, наверно, создаст перелом в лучшую сторону. Она его так ждет…»

Прошло несколько дней.

— Как больная Соколова? — спросил профессор у дежурного врача.

— Ей стало еще хуже. Придется перевести из санаторного отделения вниз.

В нижнем этаже клиники помещались тяжело больные, требующие особо внимательного ухода и постоянного надзора.

— Обождем еще, посмотрим. — Токмачев направился в палату, где лежала Лидия Петровна.

Сколько беды наделала неожиданная посетительница! На лице Соколовой после ее ухода появилось отчужденное, недоброе выражение. Она стала замкнутой и раздражительной. Если бы узнать, какую новую тяжесть взвалила на ее плечи юная незнакомка…

Профессор Токмачев поручил навести справки о ней на месте службы подполковника Соколова.

«Немедленно вызову ее, заставлю рассказать все подробно, что она такое неприятное сообщила больной», — решил Вячеслав Дмитриевич. Но он не успел это сделать. Утренний обход еще не был закончен, когда дежурная по отделению доложила ему, что подполковник Соколов просит разрешить свидание с сестрой.

— Разрешаю на пятнадцать минут. На первый раз достаточно. И предупредите, чтобы он был очень осторожен, ничем не волновал больную. Потом пусть придет ко мне в кабинет, я буду ждать его.

Юрий Петрович с бьющимся сердцем поднимался по лестнице на второй этаж. Сейчас он увидит свою сестру.

Лидия Петровна лежала, бессильно положив поверх одеяла худые, обтянутые желтой кожей руки. Соколов был подготовлен ко всему. И все-таки с новой силой он испытал смешанное чувство боли, ужаса и ненависти к тем, кто так искалечил ее. Он ясно видел морщины, мертвенно белую кожу, седые пряди, опущенные плечи сестры.

Что общего у этой отжившей женщины со здоровой, цветущей Лидией?

— Родная! Здравствуй! — он бережно обнял сестру и поцеловал изрезанный морщинами лоб.

Лидия Петровна продолжала лежать неподвижно. Она только сделала слабую попытку приветливо улыбнуться, но вместо улыбки губы скривила страдальческая гримаса.

Стараясь делать вид, что ничего не замечает, Юрий Петрович ласково пожимал руки сестры:

— Скорее поправляйся, Лидуша. Будем жить вместе, мой единственный родной человек. — Соколов говорил искренне, от души. Сейчас, после разрыва с Лялей, сестра была ему особенно нужна…

Профессор Токмачев испытующе посмотрел на открытое и на редкость привлекательное лицо вошедшего к нему летчика. Только что ему сообщили по телефону: та, которую он разыскивает, — жена подполковника Соколова.

«Муж, по-видимому, ничего не знает», — решил Токмачев и коротко изложил все, что ему было известно о причине неожиданного ухудшения в состоянии больной.

— Я хотел вызвать вашу жену сюда для выяснения подробностей, но теперь, очевидно, вы поможете мне.

— Сейчас же поеду, все выясню и доложу вам, — ответил Юрий Петрович по-военному четко.

Соколов сдал халат, взял фуражку и вышел на улицу.

После того как Ляля была прописана и устроена, Юрий Петрович ни разу не был на своей квартире. Он и не считал ее своей:

«Пусть все берет, только оставит чистый воздух, чтобы можно было свободно дышать».

Вдали от Ляли, забывая о ней, Юрий Петрович чувствовал себя опять человеком. А сейчас он сам шел к ней.

«Это испытание должно быть последним», — твердо решил Соколов.

Ляля оказалась дома. Очевидно, она только недавно встала — на ней был старенький халат, волосы висели спутанными прядями. Увидев мужа, она попробовала броситься к нему на шею, но Юрий Петрович твердо отстранил ее. Ляля недовольно пожала плечами:

— Долго будете дуться? Неблагодарное вы существо! А я-то стараюсь ему удовольствие доставить, В такую даль к Лидии Петровне ездила, отвезла ей фрукты и сладости.

У Соколова перехватило дыхание.

— Ты… ты… посмела… Я сейчас был в больнице, — он не мог говорить.

— Ах, так! Значит, тебе эта психическая наговорила!

До сих пор Ляля не оставляла надежды вернуть Соколова — он такой удобный муж: доверчивый, щедрый… Подумаешь, изменила ему с Яшей, это же вполне естественно — не женись на молодой… Но сейчас, глядя на бледное от гнева лицо, поймав его взгляд, полный холодного презрения, Ляля вдруг поняла, что Соколов для нее безнадежно потерян. Теперь ей хотелось только одного: уколоть его, как можно больнее.

— Ты заступаешься за сестру, — обиженным тоном заявила она. — Но ты же справедливый человек и должен будешь признать, что сестра твоя последняя дрянь! — И Ляля, захлебываясь от злобы, выдумывала про Лидию Петровну разные небылицы.

— Так вот ты какая!.. — со странным облегчением сказал Юрий Петрович.

— Подавайте заявление о разводе, — выкрикнула Ляля, — не очень-то я в вас нуждаюсь… Надоели мне ваши фокусы! Только не воображайте, пожалуйста, — сварливо добавила она, — разбитой тарелки у меня не получите. — Ляля довольным взглядом обвела комнату, обставленную дорогими вещами. — И сюда ни ногой, ни вы, ни ваша сумасшедшая… слышите?