Кириньяга. Килиманджаро
Шрифт:
– Как же ты найдешь такого человека? – спросил один старейшина.
– На Земле остались гиены, – ответил Коиннаге. – Нужно найти охотника или смотрителя в каком-нибудь заповеднике, человека, который много раз охотился на физи и убивал их.
– Ты совершаешь ошибку, – категорично сказал я, и внезапно наступила абсолютная тишина.
– Нам нужен охотник, – заупрямился Коиннаге, увидев, что никто не осмеливается возразить.
– Ты лишь призовешь на Кириньягу более опасного убийцу, чтобы избавиться от менее опасного, – ответил я.
– Я – верховный вождь, – сказал
– Можно сооружать ловушки на физи, – ответил я, – пока Нгаи не вернет им прежнее желание питаться травоядными.
– И сколько из нас еще погибнет, прежде чем мы устроим ловушки? – возразил Коиннаге, снова пытаясь себя распалить. – Сколько из нас погибнет, прежде чем мундумугу признает, что ошибается и что план Нгаи не предусматривает такого?
– Остановись! – вскричал я, потрясая кулаками над головой, и даже Коиннаге застыл как вкопанный, боясь пошевелиться или возразить. – Я ваш мундумугу. Я – живая книга нашей племенной мудрости; каждая моя фраза взята с ее страниц. Я благословлял урожаи, я призывал дожди. Я никогда не обманывал вас. И я говорю вам: не смейте призывать охотника на Кириньягу!
Коиннаге в буквальном смысле слова трясло от ужаса передо мной, но он заставил себя посмотреть мне в глаза.
– Я верховный вождь, – произнес он, стараясь чтобы его голос звучал твердо, – и я говорю: мы должны действовать, прежде чем физи снова оголодают. Физи должны умереть! Я все сказал.
Старейшины присоединились к нему, скандируя:
– Физи должны умереть!
Коиннаге снова осмелел, поняв, что он не один в открытую противится указаниям мундумугу. Он возглавил скандирование, обходя круг старейшин, и наконец выкрикнул мне прямо в лицо:
– Физи должны умереть! – подкрепив крики размашистыми жестами палкой.
Я понял, что впервые проиграл на совете, но не стал им угрожать, поскольку важно, чтобы любая кара за неповиновение мундумугу исходила от Нгаи, а не от меня самого. Я молча покинул круг старейшин, не глядя на них, и вернулся к себе в бома.
На следующее утро двух коров Коиннаге нашли мертвыми без единой отметины, а затем каждое следующее утро двух мертвых животных обнаруживал следующий старейшина совета. Я объяснил, что их, без сомнения, карает Нгаи, что трупы необходимо сжечь, а к мясу мертвого скота притрагиваться нельзя, ибо всяк, кто отведает его, падет жертвой ужасного таху, проклятия, и мои приказы выполнялись без обсуждения. Оставалось только дождаться прибытия обещанного Коиннаге охотника.
Он шел через равнину к моему бома, и могло показаться, что это Сам Нгаи. Высокий, ростом более шести с половиной футов, стройный и изящный в движениях, как газель, а кожей чернее самой темной ночи. Он был не в кикои и не в форме цвета хаки, а в легких брюках и рубашке с короткими рукавами. Он был обут в сандалии, по мозолям и натоптанности пальцев я заключил, что большую часть жизни он ходит босиком. Через плечо он перекинул маленькую сумку, а в левой руке нес длинное ружье в футляре с монограммой. Поравнявшись с местом, где сидел я, он спокойно остановился и посмотрел на меня немигающим взглядом. По его высокомерному выражению я догадался, что он из масаи.
– Где тут деревня Коиннаге? – спросил он на суахили.
Я указал налево.
– В долине, – сказал я.
– Старик, почему ты живешь тут один?
Он употребил именно такие слова. Не мзее, что выражало бы уважение к старшему и почтение к десятилетиями копившейся мудрости, а старик.
Да, молча заключил я, ты, без сомнения, масаи.
– Мундумугу всегда живет отдельно от остальных, – ответил я вслух.
– Значит, ты колдун, – сказал он. – Я-то думал, ваш народ перерос эту чушь.
– А твой перерос хорошие манеры, да? – отозвался я.
Он пренебрежительно фыркнул.
– Не рад ты мне, да, старик?
– Нет, я тебе не рад.
– Ну что ж, если бы твоя магия была бы достаточно сильна, чтобы истребить гиен, меня бы тут не было. И не меня в том надо винить.
– Тебя не за что винить, – сказал я. – Пока еще.
– Как тебя зовут, старик?
– Кориба.
Он ткнул себя большим пальцем в грудь:
– А я Уильям.
– Это не имя масаи, – заметил я.
– Мое полное имя – Уильям Самбеке.
– Тогда я стану называть тебя Самбеке.
Он пожал плечами:
– Зови как хочется.
Прикрыв глаза ладонью от солнца, он посмотрел на деревню.
– Я совсем не этого ожидал.
– А чего ты ожидал, Самбеке? – поинтересовался я.
– Я полагал, вы тут пытаетесь построить Утопию.
– Все так.
Он презрительно хмыкнул.
– Вы ютитесь в хижинах, у вас нет машин, вам даже приходится нанимать человека с Земли, чтоб он убил гиен, которые вам досаждают. Это не мой вариант Утопии.
– Тогда, без сомнения, тебе лучше вернуться домой, – намекнул я.
– Сперва я выполню работу, – ответил он. – Работу, с которой не справился ты.
Я не ответил. Он долго смотрел на меня.
– Ну? – произнес он наконец.
– Что – ну?
– Ты не собираешься осыпать меня заклинаниями мумбо-юмбо и заставить меня исчезнуть в облаке дыма? А, мундумугу?
– Прежде чем становиться моим врагом, – ответил я на идеальном английском, – тебе следовало бы сообразить, что я не так беспомощен, как тебе может показаться, и что высокомерие масаи не производит на меня никакого впечатления.
Он изумленно уставился на меня, потом откинул голову и захохотал.
– А ты не так прост, старик! – проговорил он по-английски. – Думаю, мы станем добрыми друзьями!
– Сомневаюсь, – ответил я на суахили.
– Какие университеты посещал ты там, на Земле? – он опять сменил язык, следуя мне.