Кисельные берега

Осьмак Анна

– Извиняй, мать, что вмешиваюсь, - сказал он. – Шумишь ты шибко о своих делах – стал быть, не скрываешь… К Яге путь держите? – вопрос прозвучал так сочувственно и печально, будто спрашивал он о неизлечимой болезни.

– Ну, держим, - буркнула «мать». – Тебе-то что?

Мужик соболезнующее поцокал, покачал кудлатой головой:

– Что ж за надобность у вас, ради которой жизни не жалко?

Киру немедленно взбесило столь беспардонное любопытство:

– А не пошёл бы ты, дядя, знаешь куда…

– Отчего же сразу… жизни? –

дрожащим голоском перебила Пепелюшка хамские поползновения своей спутницы. – Нас просто… Нам просто нужно попросить госпожу Ягу об услуге: пусть поможет или… или посоветует, как выручить одного человека. Он не поскупиться, он заплатит золотом! Он очень богатый купец! Почему же… жизни?

– Ах ты, божежки, святая простота! – пробасила хозяйка, сердито смахнув со стола перед испуганной девочкой невидимые крошки. – Не местные вы либо? Да неужто те, кто вас в Гиблый лес отправил, не упредил, что золотом она за помощь не берёт? Если вообще станет помогать. Это совсем необязательно…

– А… а чем берёт?

– Пепелюшка, не слушай ты их! – встряла Кира и потянулась через стол к подружкиной едва початой кружке. – Всё там нормально будет! – она сделала большой глоток. – Гой еси… Фу-фу, русским духом пахнет… Дело пытаешь али от дела… ик!.. лытаешь…

Язык у старухи заплетался.

– А мы, типа: ах ты, старая карга! Сначала, типа, накорми, напои, в бане напарь, а после и спр… спрашивай… Не, правда-правда! Всё ж записано, задокум…мтировано… Я ж всё это с детства знаю! Чего они плетут ересь какую-то?

Хозяин сердито плюнул себе под ноги, растёр плевок по земляному полу:

– Налакалась, старая кикимора…

Его супружница присела на лавку рядом с посетительницами:

– Ты это, - сказала она Кире, заметно волнуясь, и сжала в красных и широких, словно лопаты, ладонях перекинутое через плечо полотенце. – Можа, это… оставишь девочку? Сама сходишь? Твоё-то дело стариковское… А её жаль. Почто вам обеим пропадать? Кака в том нужда?

Дело стариковское?!! Кире стало обидно до пьяных слёз.

Девочку им, значит, жаль, а её? Она резко встала, чуть не опрокинув хозяйку вместе с потерявшей устойчивость лавкой.

– Стал быть, есть нужда! – завопила она, пошатываясь. – Это не ей, это мне туда нет надобности идти! Я в этой истории вообще не при чём! Не знаю, зачем тащусь за этой идиоткой…

Она выбралась из-за стола и долго кружилась вокруг себя, как собака за хвостом, пытаясь накинуть войлочную полсть, нестерпимо воняющую мокрой псиной.

– Я молода! – слезливо орала старушенция. – Молода, красива, умна и успешна! У меня всё есть: и крутая тачка, и квартира в элитном доме, и карьера, и нужные знакомства! Какого чёрта я делаю в этом вашем дерьме? – и она зарыдала, размазывая слёзы со слюнями по морщинистым щекам.

Пепелюшка, сама чуть не плача от жалости к раскисшей подруге, принялась помогать ей с полстью: натянула на неподдающееся плечо, завязала тесёмки, заботливо накинула на голову башлык.

– Кирочка, - заметила она робко, отряхивая с войлока невидимые соринки, - а, может, и правда, ты сама в лес сходишь? Переговоришь с госпожой Ягой – ты ведь такая умная! А я здесь тебя подожду, а?

Кира переступила с пятки на носок и обратно, качнулась пьяно:

– Так, стопэ! – выбросила перед собой руку.
– У меня встречное предложение, дорогуша: может, это ты сама сходишь в лес? А я, немощная старуха, здесь тебя подожду, у тёплой печки?

– Почему?
– опешила Пепелюшка от такого поворота.

– Ну-у-у… - протянула её коварная спутница, - хотя бы потому, что ТЕБЯ туда послали, а не меня.

– О! – подбородок у девчонки мелко задрожал, в круглых голубых глазах плеснулось обиженное недоумение. – Неужели ты меня бросишь?

Старуха удивлённо вытаращилась:

– Ты ведь первая собиралась меня бросить!

– Я? Когда? А, это… Нет, что ты, Кирочка! Ты неправильно поняла – я не бросить хотела, просто подождать здесь! Это другое!

Кира напрягла затуманенный хмелем мозг, но логику рассуждений всё же не уловила. Покачавшись ещё какое-то время на месте в раздумьях, она махнула рукой и, шатаясь, устремилась к дверям. Ухватившись за щеколду, как за стабилизирующий якорь в неустойчивой вселенной, гостья харчевни обернулась и помахала присутствующим рукой.

– Адью! – выдала она и послала воздушный поцелуй хозяину. – Не поминайте лихом, люди мои дорогие. Мерси за сочувствие и бодрящее напутствие перед дорогой! А ты, - она направила указательный палец в сторону Пепелюшки, а потом большим выразительно потыкала себе за спину, - на выход, халявщица. Так и быть, не брошу тебя пока, провожу до леса. А там уж сама. Да-да! А ты как думала? Пора, пора, деточка, становиться самостоятельной, не век же мне тебя нянчить!

Подвыпившая старушенция дёрнула дверь и вывалилась в промозглую сырость улицы.

– Что стоишь, качаясь, то-о-онкая рябина... – донеслись оттуда мало похожие на пение завывания.

Пепелюшка дрожащими руками накинула свой плащ и шмыгнула носом:

– Благодарю вас, великодушные хозяева, - пролепетала она и выложила на стол монетку, - за доброту и гостеприимный кров…

Обречённо ссутулившись, девчонка посеменила к выходу. Но на полпути остановилась и, глядя себе под ноги, спросила:

– Добрая хозяюшка, вы упомянули, что та, к кому мы сейчас идём, не берёт золотом за услуги. А… чем же?

– Кровью, дитятко, - спокойно ответствовали ей. – Поскольку вас двое – либо её, либо твоей. Ты уж в дороге, пока идти будете, подумай, лапонька, покумекай – как сделать так, чтобы в уплату пошла эта дрянная старуха, чтобы самой вернуться к родным живой и невредимой. Ты поняла меня? Подумай, милая, подумай…

Глава 49

Телега с мужиками из «Сивого мерина» догнала их под гулкой аркой городских ворот.