Кисельные берега
Шрифт:
– А что я говорила? – осведомилась она с порога, гордая собой и довольная, как слон. – Говорила, место моё не занимать? Говорила? Так отчего ж там разлеглась какая-то толстозадая фря?
Фря, проворно перевернувшись на карачки, споро поползла подальше от присвоенных ею подушек. Её суетливый побег послужил сигналом для онемевшего гаремного общества - насельницы отмерли от невиданного и нежданного потрясения и принялись кудахтать: ахать, охать, восклицать, вопрошать и пытаться дотронуться до прибывшей, будто до святого великомученика ради исцеления.
«Призрак», хлопнув по рукам докучливых сторонниц мистических версий, проследовал на отвоёванное законное место и плюхнулся на подушки, сложив мосластые ноги по-турецки.
– Неужто сказки прокатили? – встроилась в общий хор Кира, перемещаясь поближе к звезде. – Как тебе удалось?
Базильда окинула снисходительным взглядом всех столпившихся вокруг и с нетерпением ждущих её откровений.
– Наш султаша, - пояснила она благосклонно, - одинокая, непонятая душа. Не встретилась ему на жизненном пути Женщина – одни только овцы бессмысленные, от которых ни понимания, ни радости сердечной! И вот, представьте себе на минуту, господь внял его страданиям и послал страждущему ту единственную…
Гаремные девицы внимали гуру, разинув рты и затаив дыхание.
– Господин был мометально околдован – красотой моей и умом, и способностью развлечь его тоскующий без достойного собеседника разум… Мы всю ночь провели за вином и приятной беседой. А под утро он настолько заинтересовался моей сказкой об Ольдбуге, потерявшем сапог, что опомнился только, когда полноценный луч солнца упал на его утомлённое бессонной ночью, но бесспорно довольное чело!..
– О! – выдохнул гарем.
– Сегодня вечером он ждёт меня снова! И, провалиться мне на этом месте, если вскоре повелитель уже не сможет жизни своей без меня представить!.. Шербету! – повелела она, устало, но царственно вскидывая руку.
Кто-то тут же торопливо вложил ей в пальцы чеканный бокал.
Сказочница промочила горло, утёрла губы запястьем и рухнула в подушки:
– Всё, дорогуши, я спать! Увидимся за обедом… И потише, пожалуйста! – промямлила она напоследок, прежде, чем захрапеть.
Обитательницы общежития послушно зашелестели вполголоса, обсуждая случившееся.
Зарема тоже склонилась к Кириному уху:
– Ты поняла?
– Что?
– «Наш султаша» смертельно скучает. Он, видимо, объелся постельными упражнениями, и общение приятно разнообразило его ночную рутину…
– Ну и? Предлагаешь взять на заметку и попробовать во спасение всю ночь травить глупые анекдоты под бухло, как наша подружка?
Персиянка загадочно улыбнулась и, склонив голову набок, принялась чесать густую чёрную гриву костяным гребнем.
– Не, передовой опыт, конечно, надо перенимать, базара нет, - Кира покосилась на похрапывающую героиню, - но теперь-то это нам на кой? Разве чары Базильды не спасли наши головы? Пока она будет сказки свои травить по ночам, не лучше ли нам поискать возможности для побега?
Зарема тряхнула головой, и шёлковый водопад волос колыхнулся за спиной:
– Чары Базильды, говоришь? О да… Бедняжка… Что-то подсказывает мне, что она рановато празднует закрепощение «султаши»…
Ясновидящая оказалась права. На то она, собственно, и ясновидящая.
Вечером девицу, очаровавшую шаха Эль-Муралы, пригласили в его покои повторно, как и ожидалось. А вот утром не вернули. Не вернули и днём. И на заходе солнца… Сгинула энергичная и деятельная Базильда, как все прочие инертные и плаксивые до неё.
А после захода солнца явился дежурный евнух, словно вестник смерти, дабы ткнуть наманикюренным холёным пальцем в новую жертву.
– Ты! – бросил евнух, поднимая указующий перст, и Кира вздрогнула, приняв сей жест на свой счёт.
Но тут же поняла, что указывал служитель Аида на маленькую Туули, приткнувшуюся к боку старшей подруги – так ей, видимо, казалось безопасней переживать вечерние разнарядки.
Шоколадная кожа девочки посерела. Подбородок мелко задрожал. Она попыталась встать, но худющие ноги с острыми коленками неуклюже подламывались, никак не желая нести свою хозяйку навстречу злой судьбе.
Киру она бессознательно тянула за руку, не в силах разжать сведённые страхом пальцы.
«Ну вот, - стучала кровь в висках у Киры. – Вот и приехали…Как же мне отнять у неё руку? Вырвать и оттолкнуть? Бедный ребёнок… Никто… никто и слова не скажет ради того, чтобы её выручить… Никто и пальцем не пошевельнёт во всём белом свете… Никто не заступится… Даже не попытается».
– Маруф, - услышала она свой голос, будто со стороны, чуть охрипший и чужой – неужели это она говорит? – Маруф, возьми замену, прошу! У девочки нынче пришли первые крови. Вряд ли повелитель обрадуется нечистой деве на своём ложе…
Евнух перевёл взгляд на говорящее насекомое, скривился брезгливо:
– Глупая женщина, - процедил он, - ты пожалела её? Думаешь, Маруф не распознает примитивной лжи, коей пропитаны стены этой богадельни, приютившей неблагодарнейших из неблагодарных? Отпусти её! Нам пора идти, господин ждёт.
Но Кира крепко перехватила свою подопечную за локоть и притянула поближе:
– Или ты ослеп, старый ишак? – наложнице словно шлея под хвост попала. – Чем может развлечь повелителя на ложе неги напуганная девчонка, не вышедшая из детского возраста? Возьми замену, говорю тебе, пустая башка!
Евнух медленно сунул руки в рукава халата и, прищурившись, уставился на скандальную одалиску.
– Что ж… Если ты так настаиваешь, то, пожалуй… Почему бы и не взять замену? Случается, что и от женщины раз в жизни можно разумного совета дождаться, несмотря на всю её, заложенную дьяволом, прирождённую дурь. Ступай на место, - бросил он трясущейся от страха Туули, - на сегодня радости общения с повелителем ты лишена. Беру тебе замену, - и он уставился на Киру. – Слышишь? Или ты оглохла, глупая рабыня? Напросилась, так ступай за мной.