Кисельные берега
Шрифт:
– Назови цену свою…
– Вот те раз! – гнусная образина раздвинула в ухмылке щель прямого, как палка, безгубого рта. – Разве я не оповестила тебя о своих чаяниях ещё раньше, в самом начале наших задушевных посиделок, а?
– Я не…
– Дура! – горгона кинулась грудью на стол и вновь вцепилась пальцами в помятую рубашку девицы, притянула её к себе рывком, к дышащему перегаром лицу. – Молодость! – прошипела сладострастно. – Молодость твою хочу. И красоту. Вот моя цена!
Кира молчала и лишь таращилась с немым ужасом в чёрные, словно бездна,
– ----------------------------------------------
* Легенда, рассказанная служанкой о Синей Бороде, действительно, существует. Как, впрочем, существовал и сам Синяя Борода. Это вполне историческая личность, барон Жиль де Ре, принимавший участие в походах Жанны дАрк, а после её казни возвратившийся в родное имение. Где его и арестовали, спустя время, за прегрешения, которые он, возможно, и не совершал. Современные историки сомневаются в приписываемых ему злодеяниях.
Глава 33
Окно спальни выходило на восход.
Это Кира уже знала. Потому что вторая ночь, проведённая в замке Синей Бороды – впрочем, так же, как и первая – обернулась для неё беспокойным бдением у распахнутого на волю ставня.
Мир по ту сторону каменных стен башни казался привлекательным и желанным, как никогда. И, как никогда, недоступным.
«Всё? – подумала пленница устало и почти безучастно. – Это мой последний рассвет? Или ещё есть надежда? Что там… в сказке-то… Да! В сказке, кстати, его последней жене удалось избежать уготованной ей страшной участи! Удалось… Но я не его жена. Я, должно быть, из вереницы тех несчастных, чью кровь эта любопытная и фартовая идиотка тщетно пыталась оттереть с запретного ключа…»
Светлая полоска на горизонте стала шире, просыпающееся солнце добавило в неё золота, скоро и само покажется – краем широкой горбушки… Зевнёт, протрёт глаза: а, мир! Это снова ты – всё там же и всё тот же: бесжалостный и жестокий. Хоть бы раз удивил меня при пробуждении! Я бы проснулась и – ба! что такое? Люди улыбаются друг другу, львы целуются с ягнятами, акулы спасают терпящих кораблекрушение… Вместо этого что я вижу каждое утро? Окровавленный труп в переулке грязного города… Загнувшегося у дороги нищего… А это кто там скачет по дороге во весь опор? А, ну как же, знаю-знаю: садист, жаждущий крови и боли беззащитных… А это кто в окне мрачного замка? Его жертва?.. Ну вот опять! Что за пошлость! Как стар сюжет и неизменны пороки… Могло бы – не глядело на всё это!..
«Почему я не согласилась принять помощь от горгоны? Растерялась? Слабо сказано… Да она меня просто ошарашила! И напугала – чего уж скрывать… Но это вчера, под воздействием темноты и её гипнотического влияния, должно быть. А если посмотреть на всё это трезвым, утренним взглядом? Получается так: совершенно сумасшедшая тётка, усугубившая своё неуравновешенное психическое состояние обильными возлияниями, предложила купить у меня мою молодость. Реально – это возможно? Чушь! Чушь, конечно… По меркам прежней реальности, но… Сейчас-то мы в сказке – не забывай! Если здесь возможно превратить тыкву в карету, а стражника в медведя, то отчего ж невозможна оплата услуги молодостью? Но эта грымза ведь не колдунья и не фея, это всего-навсего прислуга! Если бы она что-то могла, разве ж сидела в таком говне? Уж наверняка бы подшаманила свою судьбу, ведь так?»
Последний довод показался Кире вполне логичным.
«Блин… Кажется, я лоханулась. Нужно было пообещать ей всё, что угодно, любой треш, лишь бы она вывела нас из логова маньяка! А потом… Потом и будем разбираться с условиями, по факту... Хотя с чем там разбираться?! Всё, что она вчера молола – просто пьяный бред, усугубленный давным-давно, по всему видать, съехавшей крышей…»
Кира в сердцах стукнула себя кулаком по бедру и выругалась.
«Я сглупила – чего уж! Не воспользовалась единственным шансом! А теперь что? Теперь наверняка эта мразота дрыхнет в своей каморке в тёмном похмельном угаре и до обеда стопудово не очнётся!..»
Впрочем, несмотря на угар и конкретное невсебосе, горгона не забыла вечером замкнуть дверцу за гобеленом, доставив Киру в место заключения. Теперь и Пепелюшку не спрячешь… И в коридор не выйдешь, чтобы тарабанить в дверь кельи проклятой служанки до тех пор, пока она не очнётся от своей алкогольной комы! Ну или пока стражники из каптёрки не сбегутся…
Кира со стоном откинула голову назад, стукнувшись затылком о шершавую каменную кладку и… Тут же вскинула её обратно. Словно пугливый, чуткий зверёк, ожидающий нападения хищника.
Причиной тому были всадники, уже вполне различимые в неверной утренней дымке. Они двигались по дороге пока ещё далеко, но без всяких сомнений по направлению к замку, то ныряя в низинах в молочные языки тумана, то вспыхивая отблесками розового восхода на оружии и конской упряжи, когда поднимались на холмы.
«Слышишь, как тяжело дышит его чёрный жеребец? Как пульсирует кровь в жилах отмеченного дьяволом человека? Всё ближе он… Всё ближе час твоего неминучего и страшного конца!..»
Кира вскочила на ноги и заполошно заметалась по комнате.
«Что же это? Не хочу! Не хочу! Не может такого быть, чтобы… Должно же что-нибудь случиться сейчас, чтобы спасти от… Не может с нами такого случиться!! Не может!»
Она бросилась к двери и, не помня себя, принялась дубасить в неё кулаками, ногами… Размахнувшись, шваркнула в неё крынку из-под молока, та с керамическим звоном осыпалась осколками.
Пепелюшка подскочила на кровати:
– Кирочка, что случилось? – пискнула она, хлопая сонными глазами.
– Открой! Открой, сволочь! Слышишь меня? – орала Кира в исступлении. – Проснись же, чёртова пропойца!
Дверь распахнулась так внезапно и стремительно, что буянящая заключённая чуть не вывалилась следом за ней. Будто за ней давно караулили, поджидая начала истерики.
– Что угодно мадемуазель? – осведомились у неё холодно.
В облике горгоны ничто не напоминало о вчерашних возлияниях: выглядела она подтянуто, опрятно и свежо – насколько вообще эти понятия возможно применить к её внешности.
Мадемуазель вцепилась в рукав служанки, боясь упустить свою единственную соломинку.
– Мне угодно… - проговорила она задыхаясь, - мне угодно бежать! Ты… говорила, что можешь… помочь!