Китай: страницы прошлого
Шрифт:
— Зачем вы пришли сюда, в госпиталь? — спросил я несчастного слепого.
— Я слышал, — ответил тот, — об искусстве английского врача и пришел просить его вставить мне новые глаза, чтобы я смог снова видеть».
Простолюдин не только находился в полной власти чиновника, который мог погубить его, когда пожелает, но, кроме того, всю жизнь зависел от ростовщика-кровопийцы. Крестьянин рождался в семье, обремененной долгами, вырастал, женился, обзаводился детьми и умирал, не успев погасить долги. Часто, не имея денег для уплаты долга, крестьяне вынуждены были продавать своих детей — лишь бы сохранить землю, унаследованную от предков.
О трагической судьбе крестьянина-должника один английский китаевед в конце XIX в. рассказывал:
«Я знал семью одного крестьянина, у которого
Когда наступил вечер и мальчик заснул тихим детским сном, бедный крестьянин стал советоваться со своей женой, как ему быть. Надеяться на то, что кредитор согласится ждать, они не имели никаких оснований, и потому осталось единственное средство сохранить свою землю — принести в жертву родного сына. Как ни тягостно было несчастным родителям, они решили в конце концов поступить по совету безжалостного ростовщика. На следующий день утром отец объявил сыну, что возьмет его с собой и покажет ему город. Сердце матери разрывалось на части, и она с болью смотрела на свое чадо. Чувство это передалось мальчику, и в его глазах блестели слезы, несмотря на всю радость, которую вызвал в нем рассказ отца о том, какие чудные вещи он увидит в городе и какие подарки привезут они матери.
В городе мальчик почувствовал себя как в сказочной стране: таких магазинов, таких игрушек, такой огромной толпы он никогда не видел. В большом магазине, куда привел его отец, все его заинтересовало, но в то же время сердце заныло от тоски при виде такого множества чужих людей, смотревших на него так сурово. Он прижался к отцу и торопил его уходить. Но отец не двигался с места и продолжал разговаривать с каким-то человеком в очках, писавшим что-то за конторкой. Мальчик и не подозревал, что это составлялся договор о его продаже. Отец подписал договор и получил соответствующую сумму денег.
Поняв, что разговор пришел к концу, мальчик собрался было уходить с отцом, но последний остановил его и сказал, что сейчас пойдет один по своим делам, но спустя некоторое время он зайдет за ним и они вместе отправятся домой к матери; при этом он просил сына быть умницей и вести себя хорошо. С этими словами отец вышел из магазина, и мальчик остался ждать. Каждый раз, когда открывалась дверь и входил покупатель, мальчик вздрагивал, думал, что это наконец пришел его отец, но тот не вернулся, оставив мальчика навеки среди чужих людей и лишив навсегда материнской ласки».
Описанный случай был обычным явлением. Крестьянских дочерей продавали еще чаще, чем сыновей, и их участь была значительно хуже. Мальчика обыкновенно покупали, чтобы усыновить его, и поэтому он жил в новой семье еще более или менее сносно. Проданная девочка навсегда теряла свободу, не говоря уже о том, что чаще всего ее продавали прямо в публичный дом. Хозяин мог делать с девочкой все, что хотел, мог перепродать другому человеку. Родители, продав свою дочь, теряли на нее право, и с момента заключения сделки она становилась в полном смысле слова рабыней.
Земля в Китае была главным средством производства на протяжении многих столетий. Огромное население и вечная нехватка участков, пригодных для обработки, сделали ручной труд в условиях помещичьего землевладения более выгодным, чем машинный. Поэтому небольшие клочки пашни на юге страны обрабатывались почти без применения тягла и механической силы. Универсальным орудием производства считалась мотыга — массивная металлическая тяпка с длинной деревянной ручкой.
Земельная собственность в феодальном Китае ценилась выше человеческой жизни, и это мотивировалось так: человек, убивший кого-либо, лишал жизни лишь одну живую душу, а человек, посягнувший на родовую землю, лишал жизни целый род, так как последний терял экономическую основу существования. За убийство требовали денежный выкуп и тем кончали дело. Промотавший землю становился лютым врагом всего рода.
Китайский крестьянин был всей душой привязан к родовой земле: он видел в ней единственное средство жизни многих поколений своей семьи. «Продать поле, — говорилось в китайской пословице, — все равно что призвать смерть». Тяжба из-за родовой земли приводила к острым конфликтам в китайской деревне; продажа земли считалась безнравственным поступком. Правда, практиковался заклад земли на долгий или даже на неопределенный срок с правом должника и его наследников на выкуп впоследствии, когда дела их поправятся. Возможность вернуть родовую землю предоставлялась крестьянину иногда лишь через многие десятилетия после заклада.
Со смертью отца земля могла быть поделена поровну между всеми его сыновьями. Однако, стремясь сохранить патриархальные порядки в деревне, маньчжурские правители не поощряли подобный раздел. Встречались семьи, земельный надел которых оставался неделимым на протяжении четырех или пяти поколений. Казна даже отпускала деньги на строительство различного рода памятных сооружений, прославлявших семьи, которые не дробили участки в течение ста лет и более. В правительственном указе 1824 г. сообщалось, например, о выделении серебра на сооружение памятных арок в деревнях провинции Цзянсу для 37 семей, не совершавших разделов земли на протяжении шести поколений, и для 67 семей из столичной провинции Чжили, не деливших землю при семи поколениях. В уезде Ванпинсянь (провинция Чжили) семьям, которые удержались от разделов земли на протяжении девяти поколений, вручались «почетные дипломы» в виде прямоугольной деревянной доски с текстом какого-либо древнего изречения.
Все заботы крестьянина вращались вокруг урожая: будет урожай — будет и сносная жизнь, не будет урожая — голод погубит всю семью крестьянина.
Несмотря на преобладание ручного труда, в китайской деревне применялся и тягловый скот. В Центральном и Северном Китае незаменимым помощником земледельца был буйвол или вол. Связь между урожаем и буйволом нашла свое отражение в празднике, который приходится на второй день второго месяца по лунному календарю. Этот день в народе считался днем рождения божества земли, обеспечивающего урожай и благосостояние. Одновременно этот праздник именовался днем начала весны или пробуждения дракона — повелителя вешних вод (лунтайгоу).
Урожай символически изображался в виде горы зерна, лестницы и амбара: люди желали друг другу такого урожая, чтобы до вершины горы ссыпанного зерна пришлось добираться по лестнице. В этот день жарились бобы и подсолнухи. Из бобовой муки и жженого сахара готовились сладости. Этот день называли также «весенним празднеством вола». Происхождение праздника объяснялось так. В Центральном и Северном Китае благосостояние китайского крестьянства зависело от буйвола: на нем вспахивали заливные поля для посадки риса и суходольные поля для зерновых и овощей, его использовали как тягловую силу в многообразных крестьянских работах. Вот почему в народном празднике «начала весны», связанном с наступлением сельскохозяйственного года, предметом особого культа был вол или буйвол.
В древности во время этого праздника богам земли приносили в жертву живого вола. Этот обычай сохранялся в некоторых районах Китая вплоть до начала XX в. Так, в провинции Фуцзян закалывали вола, тушу разрезали на куски и раздавали чиновникам, принимавшим участие в жертвоприношении, а голову вола преподносили губернатору провинции.
Почему же убивали животное, которое помогало крестьянину в трудном земледельческом труде? Оказывается, этот акт жертвоприношения должен был содействовать наступлению весны и оплодотворению почвы. В дальнейшем вместо живого вола стали «закалывать» на церемонии праздника «начала весны» его глиняное, а затем бумажное изображение.
Фигурки вола и погонщика делали из прочной бумаги, которую раскрашивали в соответствии с определенной символикой в пять цветов: красный, черный, белый, зеленый и желтый. Это соответствовало пяти первоэлементам природы: металлу, дереву, огню, воде и земле. По раскраске бумажного вола крестьянин определял, что его ждет в предстоящем сельскохозяйственном году. Если голова вола была окрашена в желтый цвет, то это предвещало страшную жару. Зеленая голова сулила болезни, красная — засуху, черная — сильные дожди, белая — ветер и тайфун.