Китайские миллионы
Шрифт:
«Натурист» отметил и этот «характерный» факт, рядом с «дивным исполнением “Лучинушки” Гусакова, истинного “fils de steppe”», напитком из бенедиктина и рассола и многими непечатными анекдотами, репертуар которых у Будимирского был неограничен.
Оргии на вилле «Изы» не приводили в смущение только Изу и Эвелину, которые с Диком Лантри проводили вечера в отдаленной части виллы, куда не доносился визг цыганских скрипок, звон посуды и дикие крики пирующих, — вся же Ривьера только и говорила о них: чопорная часть общества — с отвращением, полусвет — с завистью. «Эти дамы» знали, что ни одна из побывавших на этих
В эту ночь оргии не было, — Будимирскому трудно было сидеть… а прихлебатели летали по редакциям газет и просили не печатать о предосудительном инциденте. «В возмещение убытков» редакции получали каждая стоимость 10.000 номеров, но… «Petit Nicois» на другой день рассказал «инцидент» в виде китайской сказки, в герое которой, мандарине Буй-Луй, вся Ницца узнала Буй-Ловчинского… Та же газета выдала Будимирского, когда он стал жертвой мистификации и заплатил 10 тысяч за настоящую «черную мессу», устроенную ему каким-то мазуриком, попросту в публичном доме второго разбора…
Он утешался мыслью, что не он первый попался на удочку, на которую во Франции так ловко ловятся богатые и «любознательные» иностранцы, продолжающие верить, что «черные мессы» практикуются действительно, но что на них без крупных жертв попасть нельзя…
Обман этот Будимирскому был обиднее порки в конюшнях цирка, и на другой день он, через танцора своего, подкупив два десятка английских матросов, разнес вдребезги «дом», в котором ему устроена была мистификация, а ту, которая играла в этой «мессе» главную роль, отдал на поругание пьяным матросам…
Этот скандал вышел из границ, и Будимирский ожидал вызова к судебному следователю, когда… из Суэца была получена телеграмма от молочного брата Изы о том, что «он и компания» едут благополучно…
У Будимирского голова трещала с похмелья, когда часов в 8 утра, до прибытия прихлебателей, Иза вошла к нему в спальню и дала ему прочесть эту телеграмму… Через четыре дня «красная феска» будет здесь, а через неделю-две — может отыскать его и Ситрева…
Похмелье у него как рукой сняло, и он с нескрываемым страхом смотрел на Изу, которую за минувшие четыре недели видел раза два, не больше, и которая теперь удивлялась перемене в лице своего «палача»…
Страх перешел в бешенство, — разразилось оно настоящим припадком. Будимирский рвал и метал, колокольчиком разбил вдребезги громадное трюмо, изорвал на себе халат, распорол ножом подушку… Пена выступила на губах, когда он обессиленный упал в кресло.
Иза спокойно наблюдала этот кризис и, когда он миновал, позвонила и приказала лакею никого не принимать, — «князь болен». Будимирский ни слова не сказал на это распоряжение, но когда лакей ушел, он спросил Изу:
— Ты так спокойна, что можно думать, будто у тебя план готовь для бегства…
— Бегства? Нет, бегство бесполезно. Довольно этой проклятой жизни… Куда бы ты ни пошел, она найдет тебя и… остатки своих миллионов. Но если я не знаю ее целей и твоей миссии, то я знаю, что для человечества и те и другая вредны… И потому… ни тобой, ни миллионами этими она
Припадок бешенства сменился в нем полным спокойствием, и он не знал, чему улыбалась так лучезарно Иза, видевшая то, видел он, — старца, который положил руку на голову Будимирского, влив в него абсолютный покой…
— Говори, — прошептал Будимирский.
Тихая, нежная речь ее потекла, как ручей весенний в ясный день, перешла в страстный, бурный поток и кончилась опять спокойно.
Будимирский несколько раз перебивал ее страстными восклицаниями:
— Нет! Ни за что! Заживо умереть? Никогда! Безумие! — но реплики его раздавались реже и реже…
Старец не снимал руки своей, и сила его заливала последние вспышки внутреннего огня, укрощала незадолго перед тем бесновавшегося авантюриста.
«Она говорит не умереть, а уснуть… умереть для других лишь, для всех, но жить в себе, уснуть, чтобы проснуться по желанию, когда хочу» думал он. «Да, уснуть хорошо бы… надоело все это… сон лучшее забвение… а если… если она забудет, не захочет разбудить меня?»
— Иза! Но ты даешь ли клятву мне, что я проснусь?
— Клянусь всем святым для меня, будущей бесплотной жизнью моей! — воскликнула с жаром Иза.
— Иза, ты должна понять, как трудно мне согласиться на это, поверить, пусть…
Он не договорил… дыханье замерло в груди его… Перед ним вдруг заклубился голубоватый пар, и из него выделилась фигура старца…
— За нее клянусь тебе, что по воле моей ты проснешься в свое время к новой жизни и подвигам, обновленный, чистый…
Старец исчез.
Будимирский лежал в обмороке.
По Ницце распространился слух, что князь Буй-Ловчинский серьезно заболел. На вилле «Иза» никого не принимали.
XIX. Потревоженная львица
На время нужно вернуться к одной из героинь первого нашего романа.
В присутствии всего тянь-тзинского гарнизона, иностранной колонии и массы народа Ситрева была казнена, расстреляна, а между тем она через полгода появилась в Гон-Конге, и Будимирский ожидал ее в Ницце. Как могло это случиться? В ту ночь, когда Будимирский бежал из Тянь-Тзина, Ситрева, как мы знаем, заперлась в своем доме в Цзы-Чжу-Лине, в двух часах расстояния от Тянь-Тзина. Когда Будимирский волочил нарочно ее покрывало в крови, она поняла и пришла в восторг даже от его плана замести следы, оставив все доказательства того, что он, Будимирский, был убит в своей квартире, а тело его украдено. Но в первую же ночь ей пришло в голову, что когда квартиру откроют и найдут ее покрывало, то убийцей признают непременно женщину, а затем могут и до нее добраться. Мысль эта отнюдь не испугала ее, — наоборот, она нашла план Будимирского еще великолепнее. «Как я верю в него, так он был уверен во мне… Он знал, как я выпуталась из этого положения» думала ослепленная страстью жрица.