Китайские миллионы
Шрифт:
— Поздно, милый, уже… завтра утром… — слабо возразила Иза.
— А, нет! Ты знаешь, как я буду занят завтра, нужно, чтобы я теперь же знал, в чем дело, — ведь мне же придется, вероятно, дело устраивать.
Иза взглянула на Эвелину и поняла, что та не в состоянии повторить свою исповедь… Она бледнела, краснела и таяла под горячими взглядами Будимирского… Она чувствовала на губах своих его жаркие поцелуи, чувствовала близость его тела, чувствовала себя в полной власти этого наглого красавца… Да, в душе он ей только наглецом казался, но волна сладострастия с такой силой охватывала тело ее, что думать и бороться она не могла. Между ними
Иза в кратких словах, торопясь, рассказала Будимирскому все, что узнала от Эвелины.
— Вот как… Да… ну, что же, — завтра мы успокоим вашу леди и… покончим с Луиджи. В другое время я бы его, подлеца, в 24 часа… но мне теперь не рука возиться с полицией… здесь в особенности… но вы говорите, что он негодяй во всех видах? Да? Тем лучше… я ему денег дам. Но… как же вы теперь? Куда же вы ночью пойдете? Иза в вас такое участие принимает… Гм!.. само собою и я… Вы будете подругой ее, разделите ее жизнь… так вот — что же откладывать, — оставайтесь…
Ему все-таки трудно было все это сказать. Он перевел глаза с Эвелины на Изу. Обе молчали. Красавица-блондинка вряд ли даже слышала, что он говорил, увлеченная волною чувства, охватившего и уносившего ее, а Иза… она окаменела как будто. Будимирский позвонил, и в эту минуту Иза взглянула на него. Он прочел в ее взгляде лишь мольбу соблюсти приличия и, когда в дверях показалась заспанная горничная, он, как любящий муж, горячо поцеловал руку Изы…
— Мисс Эвелина останется у нас ночевать… Приготовьте все в гостиной… — приказал он и, обернувшись, заговорил с Изой по-французски. Эвелина молчала, следя глазами за ним, и минутами томные глаза ее вспыхивали другим огоньком и недружелюбно глядели на Изу…
Будимирский зажег спирт под чайным серебряным котлом, а Иза, ласково взяв за руку Эвелину, увлекла ее к себе в спальню…
— Куда это вы? Секреты? — остановил их Будимирский.
— Но, милый мой, у нее нет ведь ничего с собою… ей нужно дать кое-что… из туалета… — возразила Иза.
Собственно говоря, Будимирского совсем не интересовало, о чем две красавицы шептались в соседней комнате добрую четверть часа, пока он пил чай с ромом, а в соседней гостиной горничная и два лакея ставили кровать и устраивали спальню для Эвелины. Когда они вернулись в столовую, его не удивили и слезы на глазах Изы и горевшее лицо Эвелины, — и Иза сама отдала ему красавицу-блондинку и ни в чем ему не помешает… Все ему казалось естественным даже.
Иза горячо поцеловала Эвелину и грустно улыбнулась Будимирскому: «спокойной ночи»… Она ушла…
Пауза была и непродолжительна и нетягостна… Будимирский быстро обернулся к Эвелине и властно протянул руки, а она… с глубоким вздохом облегчения склонилась к нему на грудь, шепча: «наконец-то».
На рассвете Будимирский вернулся в спальню и занял место рядом со спокойно спавшей Изой, — так ему казалось, по крайней мере… В слабом свете электрической ночной лампочки Иза, быть может, была еще красивее, чем залитая ярким светом, и Будимирский, только что оставивший горячие объятия Эвелины, чувствуя еще теплоту ее тела, залюбовался Изою, ее чудным роскошным телом, тенью пушистых ресниц на смуглых щеках, прелестными очертаниями ярких губ, ароматом ее тела,
— Иза… — едва слышно прошептал он и… глаза ее раскрылись, и взгляд ее сказал ему, что она не спала… В этом взгляде таилось и страдание, и мука, и вопрос, и страсть… в нем было и отвращение к нему и к себе… и то же страстное желание, что мучило Будимирского.
— Иза… ты лучше… ты моя…
Иза не дала ему окончить… Она пила в устах его забвение всему тому, что мучило ее в эту ночь… Будимирский поздно проснулся, но встал бодрым, как всегда, и внутренне хохотал, умываясь и одеваясь.
«Вот так положение, черт подери! И какие чудные создания эта милая судьба мне послала… Две жены сразу, и ревности между ними не будет… Рай земной! Надо только из Лондона поскорей… В Париж они все вместе приедут… Две жены… Нет, надо, чтобы одна из них «сестрой» моей была… Та англичанка… сестрой никто не признает. Пусть Иза сестрой будет, а здесь, пока… Эвелина будет компаньонкой… Ха! ха! ха!»
Он расцеловал ручки дам, сидевших уже за столом, и с любопытством оглядывал их… Иза была спокойна, но Эвелина вспыхивала каждую минуту и с мольбой взглядывала на Изу, которая одними глазами и улыбкой успокаивала ее…
«Привыкнет, уходится» думал по-кавалерийски Будимирский, глядя на вспыхивавшее румянцем стыда прелестное лицо Эвелины и отправляя в рот ломти жирной ветчины.
Сейчас же после breakfast’а он взял с собою Эвелину и отправился прежде всего в Сити, где в банке получил по одному из чеков на предъявителя 20.000 фунтов кредитивами на Париж и 10.000 банкнотами, а затем приказал везти себя по адресу, данному Эвелиной, к леди Бьютифуль.
— Подымитесь к ней и успокойте ее… Скажите, что Луиджи не будет беспокоить ее, а затем едем к нему, — там я буду говорить с ним, — сказал Будимирский, высаживая Эвелину у подъезда барского дома на Park Place у Ридженс Парка. Когда она вернулась в карету, Будимирский не поинтересовался узнать даже, какая драматическая сцена произошла между двумя женщинами…
— Успокоилась? Да? Ну и прекрасно, надо к вашему мерзавцу торопиться, — у меня много еще дела, — бросил он красавице и приказал ехать в Сен-Джонс-Вуд, в квартал лондонских артистов и кокоток.
На окраине квартала, в темной грязной улице карета остановилась у подозрительного, давно не ремонтированного двухэтажного дома, произведя сенсацию среди уличных гаменов, которые немедля столпились вокруг, заглядывали в окна и делились впечатлениями о том, в какой карете и с каким важным «форейнером» приехала «Ева-пальмистка»… Ишь, какого нагадала себе…
Будимирский поднялся по грязной лестнице и постучался у двери, на которой красовалась карточка с надписью:
«Джузеппе Луиджи, профессор высших наук, гипнотизер и хиромантик».
Ему отворил дверь бритый старик с седой гривой волос и черными, как угли, проницательными глазами, одетый в длинный редингот, видавший лучшие дни.
«Совсем Свенгали!» подумал авантюрист, глядя на старика.
Старик провел Будимирского в комнату, очевидно, служившую для приема посетителей. Мебель была плохонькой, но позолоченного дерева, на полу красовался истертый ковер, а стены были украшены портретами Блаватской, полковника Ольча, мистрис Анни Безант и других «великих людей» теософии и оккультизма…