Китайские миллионы
Шрифт:
«Dammed!» — проклинал про себя Будимирского севший на Сингапуре фабрикант консервов из ананасов, — в первую минуту, когда Будимирский сделал свой торжественный выход с Изой, он не понял устроенной ему овации, ибо уверен был встретить старика с большой бородой и копной волос на голове, но не прошло и двух минут, как он понял, что это и есть «больной джентльмен». А тот старик? Или то было видение? Черт побери, это видение ему обошлось в 20.000 фунтов. Он их заплатит и… вернется с первым обратным стимером на Сингапур, ибо ему больше незачем и не с чем ехать в Европу. Он поставил все, ибо играл наверняка, и вот он наказан. Scoundrel! Да, этот веселый джентльмен — мошенник, очевидно. Он — фабрикант уверен, что в каюте № 9 видел старика, он справился потом и убедился, что другого такого старика и на пароходе не было… Заявить, однако,
Из 2-го класса явилась депутация выигравших тоже с французом во главе, который и поздравил джентльмена с выздоровлением, а на палубе через час Будимирскому устроена была овация счастливцами 3-го класса.
На пароходе царило оживление все утро, пока главные участники пари не вынуждены были съехать на берег для производства расчета, так как Ботльбриджу и фабриканту консервов нужно было разменять чеки.
Молодой Лантри, согласившийся получить от Ботльбриджа всю сумму паями в его предприятии, в котором давно хотел принять участие, был вдвойне счастлив, чувствуя, что впервые влюблен настоящим образом и видя, что Иза, хотя и не отвечала ему, в высшей степени любезна с ним и добра к нему. Он прощался с ней так нежно, так откровенно высказывал свое обожание, что Будимирский вслух посомневался даже, что он американец… «О! То чувство, которое меня одушевляет, свойственно всем людям, здесь я просто человек!» восхищался он и упорно повторял, целуя ручки Изы, «до свидания», на ее сердечное «прощайте»…
В Коломбо состав пассажиров несколько изменился и царившее на «Indo-Chine» возбуждение улеглось и вскоре заменилось угнетенным состоянием, благодаря нестерпимой жаре и двум циклонам, обрушившимся на Индийское море при переходе Коломбо-Аден. В Красном море жара и духота были еще тягостнее я если бы не Будимирский, — пассажиры первого класса, кажется, умерли бы от тоски и уныния. Он сделался поистине душою общества, с англичанами он пил как англичанин и играл в покер, с немцами вел философские беседы, поражая их своими грубыми афоризмами и парадоксами, не всегда умными, но всегда смешными; с французами он горячо восторгался «родным» Парижем и пел шансонетки не хуже Полюса, у которого в свое время в его Chat noire проводил ночи напролет; с итальянцами и испанцами, иногда пользуясь Бониве как переводчиком, он вел нескончаемые беседы «о женщинах», — беседы, в которых, конечно, принимали горячее участие и французы.
Счастливый Бониве не отходил от monsieur Duboy, он был в него влюблен, он был полубогом для француза, которому отныне не зачем было продолжать свою деятельность коммивояжера. О, нет! Благодаря Дюбуа, он откроет сам фабрику, он купит замок, он немедленно женится, он на первых же выборах будет баллотироваться и, конечно, будет избран депутатом… А там… кто знает, — министром, президентом… Это так хорошо звучит: «President de la Republique Francais Raoul de Bonnivet…» Частицу de, конечно, можно прибавить, имея состояние в полмиллиона. И всем этим он обязан monsieur Duboy… О, если бы он знал, чем он может отслужить ему… Ничем, — он знает. Но он надеется, что monsieur Duboy не откажется принять от него хлеб-соль в Марсели…
Напрасно Будимирский отказывался своим решением высадиться в Бриндизи, отсутствием подходящего костюма, которого он решил не делать раньше Лондона, где его ждут дела, Бониве не только вырвал у него согласие, но снял мерку с него и протелеграфировал ее из Суэца лучшему портному в Марсели, уверяя, что к приходу
В Суэце, перед входом в Средиземное море, Будимирскому еще раз пришлось переодеться по сезону: стоял чудный ноябрь, и плавание вплоть до Бриндизи не было нарушено ни бурей, ни даже свежим ветром.
Только когда «Indo-Chine» обогнул Сардинию и переменил курс прямо на Марсель, задул испанский муссон, и стимер сильно потрепало.
В Марсели на пристани друзья и родные Бониве устроили ему и Будимирскому царскую встречу с букетами, шампанским и речами и уличные badauds недоумевали, какой такой министр или знатный иностранец touche lе sol de France с такой помпой.
Триумфатор Будимирский был счастлив и доволен собою выше меры, но Иза расставалась с «Indo-Chine» грустная, задумчивая, — здесь больше трех недель она не знала горя, Будимирский не пил до безобразия, ничья кровь не была пролита, она была окружена славными, симпатичными людьми… Что ждет ее впереди? Еще «восемь лун» осталось ей быть спутницей в жизни этого злодея, к которому приковала ее судьба…
В лучшей марсельской гостинице они отдохнули, переоделись (фрак и все прочее действительно были готовы для Будимирского), а в 2 часа он в качестве виновника торжества входил в «Caf'e de la Paix», где речи и вино лились рекой до вечера, — Бониве все сумел сделать en grand, а невеста его, скромная девушка, миловидная Жанет Кузен, очень полюбилась Изе.
В 9 часов вечера они уже мчались в экспрессе. Ночью мелькнул Лион, Макон, Дижон, утром они пили кофе в Париже, пересели в Nord-expresse, перед вечером переправились через покойный Ла-Манш и около 10 часов вечера лихой хендсом-кэб вез их по окутанному туманом Лондону на Нортумберланд-Стрит, в роскошный и монументальный «Continental-Hotel»…
XV. Начало реализации всех грез — Трильби
Швейцар монументального отеля даже не поднялся открыть дверь при виде одинокого хендсома с двумя седоками, двумя чемоданами и саками.
По телеграфу ни для кого номера не были заняты, — Будимирский упустил из виду эту необходимость, и знатных путешественников нельзя было предполагать в этой скромно явившейся на хендсоме чете. Два boy’я подхватили легонькие чемоданы и свертки Изы и Будимирского и внесли за ними в вестибюль, где другие boy’и, помощники швейцара, лакеи и клерки из бюро с любопытством осматривали иностранцев, очевидно, ошибшихся адресом, — им нужно было куда-нибудь в Boarding House ехать, туда, в дешевые кварталы, за Оксфорд-Стрит. Будимирский их всех поразил.
— Manager, please! — громко потребовал он управляющего.
— Он в бюро, — ответил один из boy’ов.
— Так что ж вы думаете, что я за ним пойду? Крикните его сюда, да поскорее, — приказал Будимирский, а сам, предложив руку Изе, прошел в Reading Room, громадную залитую электрическим светом читальную залу, где за простынями-газетами дремало два-три янки, запоздавшие в театр, не знавшие, как убить время, и не имевшие своего клуба.
Импонирующий тон Будимирского подействовал, и через минуту перед ним стоял «манаджер», солидный джентльмен, который прекрасно сошел бы за директора департамента. Развалясь на диване, Будимирский, говоря с ним, заставил его стоять перед собой все время… Управляющий покраснел до корней волос, но… приказания, которые он услышал, были такого рода, что он постарался скрыть свою краску усиленными поклонами… Приехавшему из колоний джентльмену нужен был апартамент, floor, в бельэтаже, в четыре-пять комнат, особая прислуга мужская и женская от отеля, независимо от которой джентльмен просить manager’а, как человека опытного, подыскать ему хорошего выездного для него и грума для барыни, которые поедут с ними на континент через несколько дней. Две кареты, приличные вполне, должны быть с утра готовы. Если можно, — поставить в спальную несгораемый денежный шкап. Ужин, который он закажет, подать наверх. Вместе с этим прислать адреса всех лучших поставщиков…