Китайские миллионы
Шрифт:
— Какое несчастье! — воскликнул Моту и сразу успокоился, убедившись, что поручение Ситревы исполнено.
— Ну-с, — начал Будимирский, — пожалуйте ваши трофеи…
Моту молча расстегнул жилет, достал из внутреннего кармана большой конверт и передал его Будимирскому.
Тот внимательно осмотрел его печать-облатку, взрезал аккуратно ножичком край, развернул бумагу и прочел в ней следующее:
«Гон-Конгский Банк. Дирекция. Конфиденциально. Его превосходительству господину министру колоний.
В банке нашем, как известно вашему превосходительству, хранятся капиталы (свыше 20 миллионов таэлей), принадлежащие неизвестной
Следовала подпись.
Будимирский глубоко вздохнул, спрятал бумагу в карман, застегнул и взглянул на Моту. Стоя спиною к нему, японец смотрел в окно рубки на видневшиеся вдали огоньки Макао. Будимирский взглянул в окна налево и направо и решил, что откладывать нечего… Подойдя на шаг и размахнувшись с страшной силой, опустил кулак на голову японца… Моту упал, как подкошенный, не издав ни звука… Убийца легко приподнял его и обеими руками, как клещами, сдавил его шею… «Так вернее будет» думал он, стиснув зубы и закрыв глаза… Он держал так жертву свою минут пять, пока не почувствовал, что тело Моту холодеет под его пальцами. Тогда он положил убитого на диван, обыскал и вынул все, что было в его карманах, а затем вынес тело из рубки и столкнул его за борт.
Метис видел это. — Second (второй?) — спросил он, ухмыляясь, Будимирского.
— Yes! — ответил авантюрист и, зная преданность метиса его молочной сестре, добавил: — Now miss Iza is revenged!7
«Свободен, свободен, свободен» думал убийца. Ни малейшей тревоги в окаменевшем сердце его не было; ему казалось, что все ему улыбается, что впереди его светлая, спокойная дорога к счастью, как он называл комфорт, богатство и широкую разгульную жизнь…
XIII. В европу! — Грандиозное пари
Утро вечера мудренее, — говорил Будимирский на другой день утром за кофе Изе, бледной, но спокойной и решительной, много передумавшей за ночь и на чем-то остановившейся.
Метис уже был готов и ждал приказаний на веранде. Будимирский, недолго думая, написал следующую депешу японскому консулу в Тиен-Тзине: «Размолвка кончилась, все препятствия к нашему браку вами теперь устранены. Чудная женщина вами присланная, примирила
— Прочти! — передал он написанное Изе.
— Ничего не понимаю, ерунда какая-то! — ответила она, прочтя телеграмму от слова до слова.
— Наложи этот трафарет, — предложил Будимирский.
Иза покрыла депешу трафаретом, найденным в чемодане Хако. Большинство слов покрылось, а в вырезанных квадратах оставались лишь следующие:
«Препятствия устранены, женщина отправилась к предкам, донесение уничтожено, едем дальше, ждем приказаний. Лондон имя Дюбуа».
Иза поняла, но не разделяла радости Будимирского.
— Понимаешь? Я теперь буду все знать, что они там предпринимают, буду держать их в руках своих и буду совершенно безопасен.
— И будешь лгать и лгать… Когда же это прекратится?
— Очень скоро, милая моя. Когда в Париже и Лондоне я получу свои деньги и умело помещу их, я успокоюсь, стану не Дюбуа, а каким-нибудь южно-американским или польским миллионером и заживу как владетельный князь со своею княгиней…
Будимирский потянулся к Изе.
— Которую ты променяешь на первую встречную… гейшу или кокотку парижскую…
Авантюрист побледнел, но быстро пришел в себя и, горячо целуя Изу, прошептал: — Ревнуешь? Значит любишь… Нет, я не изменю тебе никогда, увидишь…
Зная цену его обещаниям, Иза вздохнула только.
— Ты в самом деле думаешь ехать?
— Да. Скажи феске твоей, чтобы она справилась, когда уходит первый французский пароход…
— А если завтра?
— Ну тогда завтра и отправимся, — что тебя удерживает? Сборы не велики. Возьми белье да два платья, — там все будет…
— А если я не поеду?
— Ты? — Будимирский пристально взглянул ей в глаза и раздельно произнес, не спуская с нее глаз: — Ты по-е-дешь…
Веки ее вздрогнули, а по всему телу пробежала дрожь…
— Я пошутила, — со вздохом прошептала она.
Будимирский точно предчувствовал. Вернувшийся к обеду метис принес квитанцию с телеграфа и известие, что «Indo-Chine» отправляется с рейда дополнительным против расписания рейсом сегодня в 10 ч. вечера.
— Ну, что же, укладывайся с Богом, — радостно воскликнул Будимирский.
От такой неожиданности вся решительность Изы сразу упала… Она ухватилась за последнюю соломинку. — А как же усы твои, — спросила она, — ты же говорил, что не выедешь, пока они не подрастут?
— Немного подросли уже и потом… я первую неделю на пароходе не буду выходить из каюты, сядем же мы на стимер ночью… Хочу выехать поскорей; мне климат здешний нездоров, — улыбнулся Будимирский и добавил: — в дорогу, в дорогу, укладывайся!
Ему самому уложиться слишком легко было, в чемодан покойного Найта нужно было сложить лишь несколько пар белья да драгоценную для него серию всякого рода чужих и фальшивых документов, самые сокровенные из которых пошли, однако, не в чемодан, а в «черед» с чеками и крупными банковыми билетами. Что касается костюма, то он довольствовался тем, что на нем, — путь лежит сперва к югу, недели 2–3 они пройдут под тропиками. Даже и в Сайгоне, Сингапуре или Коломбо он купит себе, что нужно, в Бриндизи же, выйдя на европейский берег, оденется по-зимнему — будет уже декабрь месяц.