Клад под развалинами Франшарского монастыря
Шрифт:
ГЛАВА VI. Двойное следствие
На следующее утро в доме доктора было необычайное волнение. Перед отходом ко сну доктор запер собственноручно все свои драгоценности в буфет, стоящий в столовой, и представьте себе, когда он встал поутру, как обыкновенно, около четырех часов и вышел в столовую, то увидел, что буфет взломан и все хранившиеся в нем драгоценности унесены. Тотчас же были вызваны из их спален и madame, и Жан-Мари, которые явились на зов, наскоро накинув на себя кое-какие принадлежности туалета, и застали доктора вне себя от огорчения. Он положительно безумствовал, взывал к небесам, призывая всех в свидетели постигшей его несправедливости, призывал громы небесные и взывал к отмщению, бегая босиком по комнатам с развевающимся подолом его ночной сорочки.
— Пропали! — восклицал он. — Все драгоценные предметы пропали, и вместе с ними и наше богатство! И мы опять нищие, беднота,
И он ухватил мальчугана за плечо и стал трясти его как кулек, так что слова, если только это были слова, посыпались у мальчика с уст неразборчивым лепетом, из которого ничего нельзя было понять.
Придя немного в себя от своего возбуждения, доктор отпустил мальчика и увидел Анастази в слезах.
— Анастази! — сказал он совершенно иным тоном. — Возьми себя в руки, овладей собой и своими чувствами; я не желал бы видеть тебя ревущей, как простая баба. Это пустяшное происшествие должно быть поскорее забыто! Надо уметь с достоинством переносить всякие невзгоды, а не только такие сравнительно маловажные пустяки. Жан-Мари, принеси мне мою маленькую походную аптечку; в подобных случаях рекомендуется какое-нибудь легкое слабительное.
И он дал всем соответствующую дозу такого лекарственного снадобья, начиная с самого себя, приняв, ради примера остальным, двойную дозу. Несчастная Анастази, никогда ничем не болевшая и питавшая почти суеверный ужас перед всякого рода лекарствами, залилась горючими слезами, долгое время отбивалась, протестовала и отнекивалась, наконец хлебнула; затем снова пришлось прибегать к прикрикиванию, понуканию, чуть не угрозам, чтобы принудить ее допить остальное. Что же касается Жана-Мари, то он стоически проглотил поднесенную ему дозу слабительного без малейшего возражения.
— Я ему дал меньшую дозу, — заметил доктор, — его молодость ограждает его от слишком сильных потрясений; в его годы волнения не так сильно отражаются на организме!.. Ну-с, а теперь, приняв меры против могущих быть неприятных последствий, мы можем приступить к обсуждению случившегося.
— Я озябла, мне холодно, — стала жаловаться Анастази.
— Холодно! — воскликнул доктор. — Благодарю Бога, что он создал меня из более горячего материала! Ведь подобный удар мог бы вызвать испарину даже у лягушки! Если ты озябла, то можешь идти к себе, в свою спальню, да, кстати, кинь мне сверху мои брюки, а то у меня ноги зябнут.
— Ах, нет, — воскликнула Анастази, — а хочу остаться здесь с тобой!
— В таком случае, сударыня, я не допущу, чтобы вы страдали за вашу супружескую преданность; я сейчас пойду и принесу вам шаль.
Он побежал наверх и вскоре вернулся более одетый и с целой охапкой шалей, платков и пледов для дрожащей от холода Анастази.
— Ну, а теперь, — заявил он, — приступим к расследованию сего преступления. Будем придерживаться дедуктивного метода. Анастази, не знаешь ли ты чего-нибудь, что могло бы навести нас на след?
Но Анастази ровно ничего не знала.
— А ты, Жан-Мари?
— Я тоже ничего не знаю, — твердым голосом ответил мальчик.
— Прекрасно, — сказал доктор, — теперь мы обратим наше внимание на вещественные доказательства (я, очевидно, рожден быть сыщиком, у меня и глаз верный, и систематический склад ума). Итак, прежде всего мы видим, что кража была произведена со взломом; дверцы буфета раскрыты, замок поврежден; и следует мимоходом заметить, что замок был из дорогих, судя по тому, сколько я за него заплатил. Затем, вот орудие, которым был произведен взлом! Это один из наших же столовых ножей, да еще один из лучших, дорогая моя. Этим доказывается, что кража эта была не предумышленная со стороны шайки грабителей, если только в этом случае действовала шайка. Наконец, я замечаю, что ничего, кроме драгоценностей Франшарского клада, не тронуто. Даже все наше столовое серебро осталось в полной неприкосновенности. Это весьма хитро и предусмотрительно со стороны грабителей. Это доказывает основательное знакомство с положением о наказаниях и желание избежать всего, что могло бы повлечь за собой малейшую ответственность перед законом. Из этого я вывожу заключение, что данная шайка насчитывает в числе своих членов людей почтенных, то есть, конечно, только внешне почтенных, как то доказывает сам факт хищения; а во-вторых, я утверждаю, что за нами тайно следили в течение всего вчерашнего дня и в самом Франшаре, где за нами подглядел какой-нибудь очевидец нашей находки, выследивший нас с искусством и ловкостью настоящего сыщика и с терпением, могу сказать, необычайным. Какой-нибудь заурядный преступник или случайный вор не в состоянии был бы проявить столько рассудительности и предусмотрительности. Несомненно, что в нашем соседстве поселились или временно приютились какие-нибудь беглые из тюрьмы разбойники, выдающиеся по уму и ловкости.
— Боже правый! — воскликнула в ужасе Анастази. — Как ты можешь говорить такие вещи, Анри!..
— Полно,
Действительно зеленая краска в нескольких местах облупилась и была содрана, и на одной из досок явственно сохранился след подбитого гвоздями сапога; очевидно, нога соскользнула в этом месте, а потому определить размер этой ноги было трудно и совершенно невозможно судить о форме самих гвоздей.
— Вот вам полная картина всего преступления! — торжествующе заключил доктор. — Шаг за шагом я восстановил его от начала до конца! Далее этого дедуктивный метод не может идти.
— Удивительно, право! — сказала супруга. — Тебе бы в самом деле быть сыщиком, мой друг, я не имела представления, Анри, что ты обладаешь такими талантами.
— Дорогая моя, — снисходительно пояснил доктор, — человек науки с живым воображением всегда совмещает в себе и остальные низшего порядка способности; он одновременно и следователь, и сыщик, и публицист, и главнокомандующий, потому что все это только, так сказать, различные применения его обширных основных талантов и способностей. Ну, а теперь, — продолжал он, — желаете вы, чтобы я пошел еще дальше, чтобы я, так сказать, наложил руку на виновников преступления, или, вернее, так как я не могу вам обещать этого, желаете вы, чтобы я указал вам тот дом, в котором они сговаривались и совещались перед преступлением и где они, быть может, и теперь еще находятся? Все же это будет своего рода удовлетворением для нас, так как это, во всяком случае, все, что возможно получить при данных условиях, когда мы лишены поддержки закона. Итак, я продолжаю идти далее по тому же пути. Чтобы дополнить набросанную мною картину воровства, необходимо, чтобы человек, решившийся на это дело, имел возможность и привычку бродить без определенной цели по лесу, чтобы это был человек, не лишенный известного образования, чтобы это был человек, стоящий выше всяких требований морали. Все эти необходимые условия мы находим у квартирующих у госпожи Тентальон жильцов. Они художники, живописцы, и к тому же еще пейзажисты, а следовательно, они только и делают, что слоняются по окрестностям, по полям и лесам. Затем, как художники, они, вероятно, люди не без всякого образования, нахватавшиеся верхушек там и сям, и наконец, так как они живописцы, то, конечно, это люди без всякой морали, и это я могу доказать двумя способами: во-первых, тем, что живопись — это такого рода искусство, которое что-то говорит только глазу и отнюдь не влияет на моральные чувства человека, а во-вторых, живопись наравне со всеми остальными искусствами требует от своих служителей усиленного воображения, а человек с чрезмерно развитым воображением никогда не может быть нравственным. Он постоянно залетает за пределы дозволенного и рассматривает жизнь под разными углами зрения, видит ее в различном, часто колеблющемся свете и не может удовольствоваться и примириться с ненавистными ему требованиями и постановлениями закона.
— Но ведь ты раньше всегда говорил — по крайней мере я так тебя всегда понимала, — что у этих молодцов нет решительно никакой фантазии, никакого воображения! — заметила мадам.
— Напротив, душа моя, они проявили уже свое воображение тем, что избрали эту нищенскую профессию художников, проявили самое фантастическое воображение, говорю я тебе, а кроме того — и это аргумент, вполне соответствующий уровню твоего понимания, моя дорогая, — большая часть из них англичане или американцы; а где же, как не среди этих двух наций, искать воров! Ну, а теперь тебе следовало бы позаботиться о кофе, моя возлюбленная; то, что мы лишились наших сокровищ, еще не есть основание для нас умирать с голоду! Что касается меня, то я прежде всего разговеюсь белым вином. Я чувствую себя необыкновенно разгоряченным, испытываю сильную жажду, и приписываю это исключительно потрясению, испытанному мной в тот момент, когда я обнаружил пропажу. И все же, ты отдашь мне справедливость, я с достоинством и благородством принял и вынес этот удар.