Классические книги о прп.Серафиме Саровском

Коллектив авторов

То же самое мы видим и в Франциске. Исследователь жизни Франциска В. Герье в своей книге о святом пишет, что "присущая Франциску жизнерадостность, которая била ключом в его юности, не оставляла его, преобразившись духовно, и среди самого тяжкого монашеского подвижничества". Хроника говорит, что "о том в особенности всегда и старался Франциск, чтобы вне часов молитвы и богослужения всегда проявлять внешним видом и внутренне испытывать радость. То же самое он и в братьях чрезвычайно любил, а за проявленную печаль и скорбь часто корил".

Засим, как Серафим, так и Франциск весьма сурово относились к своему физическому телу, подвергая себя лишениям

и тяжестям всякого рода. Не говоря уже о строгих постах, Франциск вообще не щадил своего здоровья. "Хотя, — рассказывает один из его товарищей, — Франциск многие годы страдал болезнями, но он был так благочестив и усерден к молитве и богослужению, что, когда молился или читал канонические часы, никогда не прислонялся к стене, а стоял прямо и с открытою головою". Франциск называл свое тело очень характерным названием: он именовал его братом ослом, которого нужно обременять тяжелой ношей, плохо кормить и часто бить бичом. Близко к этому поступал и Серафим Саровский: так, например, его всегда видели с сумою на плечах, где лежало Евангелие и груз из камней и песка для умерщвления своей плоти.

Оба они, и Серафим, и Франциск, одинаково строго относились к исполнению необходимых христианских таинств. Так, св. Серафим, когда у него заболели ноги, почему он не мог уже ходить из своей пустыни в церковь для причащения Св. Тайн, принужден был по этому случаю оставить даже дорогую для себя пустынь и перебраться опять в монастырь, где устроил себе пустынножительство в своей келье. То же строгое отношение к исполнению таинства причащения мы видим и у Франциска. В. Герье говорит, что, как ни дорожил Франциск одиночеством и уединенной молитвой, он не менее дорожил богослужением и реальными проявлениями связи человека с Божеством в таинстве причащения. Франциск поэтому был счастлив, пишет Герье, когда ему удалось выпросить у монахов бенедиктинского монастыря на горе Субазио право пользоваться их часовней и поселиться около нее.

Подобно Серафиму, Франциск относился весьма строго и к подвигам отречения своей воли (послушания) и к подвигу целомудрия. В своих наставлениях он требовал от братьев немедленного послушания. "Дорогие братья, — говорил он, — исполняйте приказание по первому слову и не дожидайтесь, чтобы его повторили, не допускайте мысли, что приказанное вам невозможно исполнить, ибо, если бы я вам приказал что-нибудь сверх ваших сил, святое послушание не окажется бессильным". Точно так же Франциск не менее чем все подвижники Востока ценил чистоту целомудрия. Наконец, и подвигу молитвы Франциск предавался с неменьшим усердием, чем Серафим.

Общие черты у Серафима и Франциска замечаются даже в некоторых менее существенных деталях их жизни. Таким, например, почти одинаковым у обоих святых, характером проявлений души их было отношение к животным. Самовидцы не раз говорили о том, как Серафим обходился с животными и, между прочим, как он обращался с медведем, который иногда жаловал к нему в гости.

Подобное же отношение вообще к животным проявлял и Франциск. Правда, в Италии в местности, где он жил, не было медведей, которых делал кроткими св. Серафим, но зато там было много других Божиих созданий, с коими Франциск умел жить трогательною общею жизнью. Франциск относился к животным с таким же состраданием и любовью, как и к людям, считая их младшими братьями человека.

Здесь кстати интересно будет упомянуть об изречении одного русского подвижника XVI века, св. Нила Сорского — изречении, относящемся к подобному изнурению своего тела, которому подвергал

себя Серафим. Нил Сорский в оставленных им наставлениях, между прочим, говорит, что кто имеет здоровье и крепкое тело, тому нужно утомлять его, как и чем только можно, да избавится от страстей и да будет оно Благодатью Христовой — покорное духу, и призывал их вместе с человеком служить Творцу. Однажды Франциску принесли зайчика, пойманного в сети, говорит хроника; зверек сейчас же спрятался к нему за пазуху. Франциск выпустил его на волю, и зайчик следовал за ним шаг за шагом, как собака, до соседнего леса.

Кузнечик, стрекотавший на фиговом дереве близ его кельи, откликался на его зов и сходил к нему на руку. "Пой, брат мой, — говорил святой, — хвали Господа своим радостным криком".

Изданные, почерпнутые нами в жизнеописаниях Франциска и Серафима, весьма существенными для нашего исследования представляются сообщения собственно о чудесных проявлениях духовного сверхсознания того и другого святого.

Выясним возможно точнее эту сторону их духовной жизни:

1) Если сравнить видение Серафимом Сына Человеческого во славе с видением Франциска на горе Альверна (стигматизация), то первое видение производит впечатление необыкновенно величественного чисто духовного видения, чего нельзя сказать о видении св. Франциска, — о видении, потемненном его собственным воображением и чувственностью. При этом следует заметить, что таково было сверхсознание Франциска в конце его жизни. Описанное видение на горе Альверна было той высшей степенью мистического восприятия, которого Франциск достиг перед своей смертью.

2) Между тем у того же Франциска, в его юные годы, когда он еще не прославил себя своим апостольством (когда духовность его не была потемнена сознанием своих великих дел) — у него были еще случаи откровения вне какой-либо искусственной экзальтации, ибо по природе своей Франциск был глубоко мистичен и у него к тому же было гениальное на добро сердце. Вспомним хотя бы его видение в Сполето или откровение на улице в Ассизи ночью, которое преобразило его из легкомысленного юноши в горячего подвижника, но тогда Франциск был совсем другим человеком; он еще не считал себя тогда большим светом (grande lumiere), как он себя называл потом на горе Альверна.

3) Что касается Серафима Саровского, то у него, наоборот, духовное его сверхсознание прогрессировало к концу его жизни в своем развитии. Известно, что в последние годы Серафима на него находили восприятия чрезвычайной духовной силы, а также экстазы прямого общения с Божеством. Вспомним о просветлении Серафима во время его разговора с помещиком Мотовиловым и об экстазе Серафима во время его беседы с Саровским иноком Иоанном; причем лицо Серафима озарилось необыкновенным светом. Состояние этого последнего экстаза Серафим не мог даже выразить своими словами. Об этом экстазе Серафима мы будем более подробно судить по тем данным, которые нам оставил о подобных экстазах другой мистик Восточной церкви, Симеон Новый Богослов.

4) Наконец, Серафим Саровский обладал высокою степенью прозорливости. Сердца людей, с которыми он встречался, были для него раскрытою книгою. Эта прозорливость явилась как результат его духовного просветления. В материалах же о жизни Франциска нигде не упоминается о том, чтобы он когда-нибудь проявил подобную способность.

В общем же, на основании данных исследования, можно прийти к несомненному заключению, что мистика Франциска по сравнению с мистикою Серафима представляется далеко не совершенною.