Классические книги о прп.Серафиме Саровском
Шрифт:
Ямщик Андрей в Понетаеве бывал всего несколько раз и то давно, но говорил, что дорогу помнит и что приедем в Понетаево еще засветло. Оказалось же совсем иначе: в дороге попадалось много оврагов и пришлось ехать с осторожностью, особенно когда стемнело, и мы приехали уже в 11 часов вечера. Но, несмотря на поздний час, прием монашенок оказался самый приветливый. Помещение отвели в новом корпусе: большую, высокую и светлую комнату.
Переночевав, утром сходил я сначала к ранней, а потом к поздней литургиям, приложился к чудотворному образу Знамения Пресвятой Богородицы. Что это за чудный образ, особенно глаза Владычицы, так и проникают в душу! Затем был я в живописной мастерской, которая, конечно, уступит по размерам живописной мастерской Дивеевской обители, но ведь и монастырь-то этот основан сравнительно недавно, всего около 40 лет; был и в приюте, где начальница оказалась из вологжанок; приют производит отрадное впечатление; в этом же приюте я видел исцеленную на источнике преподобного Серафима крестьянскую девицу Марию Иевлеву Зубову, об исцелении которой уже было сообщено в печати.
В час дня я выехал в Арзамас, куда прибыл вечером — и прямо на поезд, направляясь в
Возвратился я домой совершенно обновленным, как будто переродился; могу одно только сказать, что подобные поездки на людей верующих оказывают благотворное действие и их никак нельзя сравнить ни с какими другими поездками по разным курортам здесь и за границей. Возвратившись к обычным занятиям, я чувствовал, как будто гора с плеч свалилась, и стало легко, легко, силы прибавилось много; занимаешься с особым удовольствием, ежедневно вспоминая проведенные дни в Сарове и мечтая, что еще и еще раз побываешь там. Поездка эта так благотворно подействовала на меня, что я тогда же решил вновь съездить летом 1904 года, но обстоятельства сложились так, что летом уехать мне не удалось.
Получивши перед Рождеством письмо от брата, который уведомлял, что в январе 1905 года он уходит на войну с Японией в третьей эскадре на крейсере "Владимир Мономах", я решил съездить в Либаву, чтобы повидаться с ним, но наперед заехать к преподобному Серафиму. Таким образом, состоялась вторая моя поездка в Саров.
Выехав из Вологды вечером 28 декабря, я предполагал достигнуть Сарова таким же путем, то есть Москва — Нижний — Арзамас, но билет взял прямого сообщения Вологда — Арзамас, рассчитывая попасть в Саров на праздник, то есть 1 января. Но оказалось, что по билетам прямого сообщения через Нижний в Арзамас попасть нельзя, а надо из Москвы ехать по Московско-Казанской железной дороге через Рязань на Арзамас, и поэтому приехал я в Арзамас не 31 декабря, а 1 января, в 10 часов утра.
Остановившись в Арзамасе в той же прекрасной гостинице Стригулина, я увидел прежнего приветливого и предупредительного слугу Ивана, который узнал меня, и ему я с сожалением высказал, что опоздал на целые сутки, потому что пришлось ехать не через Нижний, а через Рязань; но на это он мне ответил, что это случилось к моему благополучию, что 31 декабря была такая пурга, что многие выехавшие из Арзамаса в Саров снова вернулись в Арзамас — ехать было невозможно. Попив чайку, я попросил подать лошадей (у Стригулина свои лошади) и в 12 часов уже выехал и прекрасно устроился в кибиточке. Ямщик попался опять такой хороший, лошадки бежали быстро, в кибитке ехать было тепло, несмотря на мороз в 20 с лишком градусов.
В Дивеев приехали мы половина седьмого вечера и решили переночевать, дабы утром после ранней обедни направиться в Саров. В это время в монастыре шла всенощная, и я тотчас же направился в церковь; жаль только, что служба была не в том храме, где я был осенью 1903 года, а в другом — теплом храме. Большой собор холодный и зимой в нем не служат. Ко всенощной я пришел к концу акафиста; простояв до конца, я попросил отслужить молебен и затем вернулся в номер. Наутро 2 января, сходив к ранней обедне в больничную церковь, я решил сейчас же ехать в Саров, но лошади еще не были поданы. Проходит полчаса, затем час и полтора, — а лошадей все нет. Ямщик останавливался в деревне Вертьянове, отстоящей в верстах полутора от монастыря, и я стал грустить, что, пожалуй, и поздней литургии в Сарове не застанешь, хотя архиерейское служение пройдет дольше обыкновенного, но, не долго думая, пошел к поздней литургии в Дивеев; пришел уже к концу обедни; народу было масса и жара была страшная.
Простояв конец обедни и затем молебен, сильно вспотевши, я направился было к выходу, но у дверей меня остановила старушка монахиня и спросила, куда я тороплюсь, на что я ответил: "В Саров сейчас поеду"; она меня задержала за рукав шубы и говорит, что сейчас пойдет крестный ход по канавке преп. Серафима: "Ты обойди, а затем и поезжай…" После этого я остановился и решился ждать крестного хода, который вскоре и пошел. Вместе со старушкой-монахиней пришлось идти близко к духовенству, позади матушек игумений и казначеи. Какая это величественная картина — крестный ход при тысяче инокинь и не менее прочих богомольцев! День был ясный, проглядывало солнышко, хотя был мороз более 20 градусов. Особенно умилительно было слышать стройное пение акафиста преподобному Серафиму, который был пропет весь в крестном ходу; исполнялось это так: выйдя из церкви, пропели 1-й кондак акафиста преподобному Серафиму, а затем священник начал читать 1-й икос до слова "радуйся", а остальное все пропевалось, потом читался 2-й кондак и 2-й икос до слова "радуйся", а остальное затем пропевалось, и так до конца акафиста. Когда стали обходить четвертую сторону канавки, я, идя без шапки и перчаток, стал уже зябнуть, но не хотелось выйти до конца крестного хода; обойдя четвертую сторону канавки, зашли еще на могилку к приснопамятной игумении Марии, где была отслужена лития, и крестный ход возвратился в храм, а я, уже почувствовав озноб, отправился в номер чуть не бегом, чтобы согреться.
Лошади уже были поданы (ямщик опоздал потому, что оказались у него неверны часы), но я попросил подать свежий самоварчик, чтобы согреться чайком, ведь было уже все равно — обедни в Сарове не застать. Хорошо отогревшись, я отправился в Саров в конце первого часа и приехал туда в начале третьего; обедня, конечно, уже отошла. Остановившись опять в той же гостинице № 1, я обрадовался, возблагодарив Господа, что опять пришлось побывать в этих святых местах. Переодевшись, я пошел в собор, чтобы приложиться к многоцелебным мощам преподобного Серафима и отслужить молебен, но в храме почти уже никого не было, так как ударили к вечерне; мне сказали, что молебен можно будет отслужить после вечерни, и я, приложившись к святым мощам, сейчас же пошел в другой храм к вечерне. Отстояв вечерню, направился опять в холодный собор; народу не было, а было несколько человек братии, в числе коих находился и досточтимый
Было уже около семи часов вечера. Попросив подать самоварчик, я за чаем стал размышлять о следующем дне, который предполагал пробыть в Сарове и съездить на источник, чтобы искупаться там, но решиться вполне еще не мог, так как был сильный мороз, а самая купальня находится в холодном помещении. Между тем вспомнилась первая поездка, когда в сентябре месяце, бывши на источнике, я не решился искупаться, несмотря на теплую погоду, о чем по возвращении домой я и сокрушался, утешая себя только тем, что в следующую поездку обязательно искупаюсь; но поездка вторая оказалась не летом, как я предполагал, а в суровую зиму, при морозе в 20 с лишком градусов. Выпив стакана два чаю, меня стало сильно клонить ко сну, хотя времени еще было только около 9 часов вечера. Думая, что сон берет свое, так как несколько проведенных ночей вывели из колеи обычной жизни, и предполагая встать к заутрени, в 2 часа ночи, я тотчас же погасил огонь и лег спать. Вдруг просыпаюсь с сильной головной болью и чувствую ужаснейший озноб, кроме того, глотать не могу, сильная боль в горле, начался кашель и колотье в левом боку. Было совершенно темно, засветил кое-как свечку и посмотрел на часы, думая, что далеко уже за полночь, а оказалось только 10 часов вечера, следовательно, через один только час произошла какая перемена! Страшно захотелось пить, а самовар еще не совсем остыл; кое-как налил стакан и выпил, но согреться не могу; начал одеваться и, одевшись, снова лег на кровать, закрывшись двумя одеялами; заснул на полчаса, — опять та же история; надел уже шубу, но и та не согревает. Стало очень жутко, тем более, что три года тому назад я был болен крупозным воспалением легких, которое начиналось точно так же, как чувствовалось теперь, и явилась сильная тоска о родине, о детях и жене, которых вызвать сюда невозможно было, да и домой ехать далеко и больному страшно, тем более 60 верст до железной дороги. Чего-чего я не передумал за эту ночь, только и просил Бога и преподобного Серафима о том, чтобы дожить до утра и затем доехать до Арзамаса, предполагая оттуда дать телеграмму домой и вызвать кого-нибудь из родных. Просыпаясь почти через каждые полчаса, я около семи часов утра пригласил к себе в номер заведующего гостиницей №1 отца Владимира, которому и объяснил свое тяжелое положение и просил послать за своим ямщиком Николаем, чтобы тот к 10 часам подал лошадей — ехать в Арзамас. Батюшка Владимир пристально на меня посмотрел и сказал: хотя и видно, что вы сильно больны, но не надо падать духом, ведь сюда большею частию и ездят больные, дабы помолиться и по вере своей получить исцеление, а вы сразу же и решили ехать домой; нет, лучше поезжайте на источник да искупайтесь, вся ваша болезнь и пройдет и поедете домой совершенно здоровым; а сейчас я принесу вам водицы из источника, покушайте ее, — и ушел.
Разговор этот на меня сильно воздействовал, и началась во мне борьба с двух сторон: с одной — что, вполне веруя в целебность источника, следовало немедленно отправиться на источник и искупаться, а с другой — сильное болезненное состояние при возвышенной температуре, и в такой мороз купанье могло быть сильно рискованным. Но раздумывать долго не пришлось, вскоре пришел о. Владимир и принес воды из источника целый стакан и еще раз советовал как можно скорее ехать на источник. Выпив несколько глотков воды из источника, я почувствовал, как будто стало немного лучше, но тотчас же явился ямщик Николай и спрашивает насчет лошадей, и смотрит на меня как-то особенно пристально; я ему ответил, чтобы лошади были поданы к 10 часам утра, и мы поедем или на источник, а может быть, и прямо в Арзамас. Затем я лег опять на постель; стало сильно знобить; немного погодя ударили в колокол к поздней обедне, и я, подумав, решил сходить в церковь помолиться. Одевшись с большим трудом и кое-как спустившись с лестницы, я потихоньку добрался до собора. Пришел я во время чтения св. Евангелия и стал около скамеечки; с большим трудом простояв обедню, пошел в номер, думая все дорогой, купаться ли, или не купаться на источнике, и становилось особенно страшно то, что в это время в Сарове богомольцев было немного, а знакомых никого и приходилось ехать на источник одному, а во время купания в болезненном состоянии все могло случиться. Придя в номер, сильно изнемогая, я присел и вскоре же услыхал стук в дверь; попросил войти. Увидал молодого послушника лет под тридцать и спросил, чего ему надо. Он ответил, что услыхал о моем намерении ехать на источник, и попросил меня взять его с собой; я этому очень обрадовался и говорю, что очень рад спутнику, и спрашиваю причину его поездки. Он ответил, что его взяли на войну и завтра он отправляется; затем он, сказав, что, как подадут лошадей, он за мной зайдет, вышел из номера. Видя в сем последнем обстоятельстве прямо указание Божие, я тут же решился ехать на источник и искупаться.
Ждать пришлось недолго, лошади были поданы, и спутник мой явился, но болезнь моя стала усиливаться, так что без посторонней помощи обойтись я уже не мог. Надев аа меня шубу, молодой послушник взял меня под руку и помогал мне спуститься по лестнице, затем посадил в кибитку, и мы поехали. Дорогой он мне что-то говорил, но я не мог расслышать, чувствовал себя совсем плохо, меня страшно знобило. Между тем, вспомнив, что мне нужно было приобрести несколько бутылочек для водицы из источника преподобного Серафима, которые хотелось привезти домой, я, приехав на источник, первым делом и обратился к заведывающему купальнями монаху с этой просьбою. Он вместо ответа спросил меня, зачем я приехал, то есть буду купаться или нет. На это я ответил, что купаться буду, и на мой ответ он тотчас же сказал: