Классические книги о прп.Серафиме Саровском

Коллектив авторов

"У всякой твари человеку смиренному соблюдается честь, — говорит Исаак Сириянин. — Приближается ли он к свирепым зверям, едва только обратят взор свой на него, укрощается свирепость их — и подходят к нему, как к своему владыке, поникают главами, лижут руки и ноги его, потому что учуяли благоухание, которое исходило от Адама до грехопадения, когда звери собраны были к нему, и он нарекал им имена в раю. Это отнято у нас, но обновил нам Христос. Сим-то и помазано благоухание человеческого рода".

Вот где христианская святость выходит из своих пределов, как бы переливается чрез край. Вот где нарушается реальным воплощением физикой метафизика христианской святости. По метафизике, все плотское противоположно духовному, все человеческое и тем более зверское — Божескому; недаром в лике дьявольском чудится лик звериный. Какое же соединение человека со зверем в Боге? Но вот св. Герасим со львом, св. Серафим с медведем — светлый лик ангельский

рядом с темным ликом звериным — что это значит? Может быть, сами святые не знают. Тут вообще вся христианская святость более значит, чем знает; более вещает, чем ведает.

Христос в пустыне был со зверями. Это в начале, а в конце: проповедуйте Евангелие всей твари. — Ибо вся тварь совокупно стенает, ожидая откровения сынов Божиих. — Богочеловек искупил человечество, Богочеловечество искупит всю тварь.

Но в христианской святости это — еще не откровение, а чаяние; не тело, а тень; не заря, а зарница. То древнее помазание, "райское благоухание человеческого рода", которому повинуется тварь, возвращено христианством лишь каждому человеку в отдельности, поскольку он "свят", а не всему человечеству, не всему миру.

Дмитрий Мережковский

1914

А.Попов. Воспоминания о Сарове

рошло уже более двух лет со дня открытия мощен новоявленного угодника Божия преподобного Серафима, Саровского чудотворца, а между тем постоянно слышишь и читаешь все о новых и новых явлениях милости Божией по молитвам преподобного старца Серафима и о тех впечатлениях, какие производят силу и бодрость духа, а также крепость веры в людях верующих и побывавших у гробика новоявленного угодника. Мне, пишущему сии строки, также Бог привел побывать за это время уже два раза в Сарове, и я считаю священным долгом поделиться с людьми верующими и чтущими память старца Серафима теми впечатлениями, которые я вынес из двукратной поездки в Саров, и теми чувствами, которые испытал на себе за это время.

Первый раз я отправился вскоре после открытия мощей преподобного Серафима, а именно в сентябре месяце 1903 года. Выехав из Вологды вечером 11 сентября, я следующий день пробыл в Ярославле, а 13-го, заехав в Троицкую Лавру — помолиться у преподобного Сергия, Радонежского чудотворца, — отправился в Москву, откуда 14 числа вечером поехал в Нижний Новгород, а затем рано утром — в Арзамас. Народу в этом поезде от Нижнего в Арзамас была такая масса, что я едва попал в вагон; на вокзале же в Нижнем не только не было возможности присесть, но и пройти через вокзал стоило большого труда. Когда поезд тронулся, то появилось чувство, что близко то место, куда стремился я, — и не только у меня, но и у той массы паломников, с которыми я ехал. Во время пути только и слышались разговоры о преподобном Серафиме и о его многочисленных чудесах, изливаемых, по благодати Божией, в Сарове.

В Арзамас поезд пришел около 5 часов дня, и когда пришлось выходить из вагона, то трудно было попасть в вокзал и получить багаж: такая была теснота, что, как говорится, и яблоку негде упасть. Получивши багаж свой, я отправился на извозчике в гостиницу Стригулина, которую мне в пути рекомендовали, с тем, чтобы переночевать и утром отправиться на лошадях в обитель преподобного Серафима. Наутро, хотя погода была и не совсем ясная и накрапывал дождик, но на душе было легко и приятно, лошадки рысью шли хорошо и ямщик Андрей, с которым пришлось в первый раз видеться, оказался мужичком приветливым и словоохотливым. Во время пути постоянно приходилось либо обгонять одноконные экипажи и просто телеги с паломниками, или же встречаться с богомольцами, возвращающимися из Сарова на тройках, парах, а также на одной лошадке, и множеством пешеходов, и так незаметно приехали в Серафимо-Дивеевскую обитель около 4 часов дня, имея только одну остановку часа на два для корма лошадей.

В Дивееве, намереваясь переночевать, я поместился в номере под колокольней, где монахиня очень приветливо встретила. Помещение это было лишь приспособлено для приезжающих богомольцев ввиду громадного количества съезжавшихся по случаю саровских торжеств. Я тотчас же хотел отправиться в собор, дабы попросить отслужить молебен пред чудотворною иконою Божией Матери "Умиления", но монахиня мне сказала, что вечерня уже кончилась и молебен придется отслужить завтра. Ввиду этого, оставшись в номере, я попросил подать самоварчик и стал ждать, но не прошло и 2–3 минут, как вернулась монахиня и объявила мне, что сейчас приехал один батюшка из Москвы, который идет служить

молебен, и что она передала ему о моем желании помолиться, и тот на это ответил ей, чтобы я шел в холодный собор, и молебен мне будет отслужен; конечно, этому я очень обрадовался и тотчас же пошел. Войдя в храм, я пришел в восторг от его величественности и благоукрашения. Молебен сейчас же начался. Батюшка оказался с хорошим голосом — басом, и служил с особенным чувством и умилением; так что когда пел "Пресвятая Богородице, спаси нас", то приятный голос его в величественном храме звучал, производя сильное впечатление; особенно при чтении молитвы Владычице душевное состояние было неописуемо. По окончании молебна, приложившись к чудотворному образу Богородицы, я возвратился в номер. Попивши чайку, отправился в сопровождении монахини и одного офицера с семьей осматривать достопримечательности Дивеева и вещи преподобного Серафима, находящиеся там, описывать которые уже нет необходимости, так как они всем известны или по личным наблюдениям, или по описаниям, подробно данным многими путешествующими.

Переночевав в Дивееве, я на другой день, то есть 17 сентября, отстояв раннюю и позднюю литургии, отправился в Саров. Теперь оставалось 12 верст проехать — и будешь там, куда стремятся сотни тысяч людей, и увидишь те места, освященные жизнию и подвигами преподобного Серафима, а также его гробик, в котором он скрывал свои останки 70 лет в сырой земле, и драгоценную раку с его святыми мощами, и дождаться этого терпения уже не хватало. Но дорога была прекрасная, и лошадки везли быстро; кроме того, не проходило 2–3 минут, как навстречу попадались пешком и на лошадях возвращающиеся богомольцы, и, наконец, ямщик Андрей сказал мне, что сейчас увидим колокольню Саровской пустыни. Действительно, через несколько минут колокольня была видна, а затем тотчас же скрылась опять в лесу, но ненадолго, и вскоре видна была, как на ладони, Саровская обитель во всей ее красе.

Подъехав к гостинице №1, я спросил, есть ли свободные номера, так как богомольцев в то время были тысячи и получить сразу свободный номер было трудно, но на мое счастье оказался один номер свободный; пришлось только несколько подождать, так как его мыли и приводили в порядок после только что выехавших постояльцев. Конечно, я очень обрадовался, что нашел номер, и с нетерпением ожидал, когда можно будет в него войти; промежуток был небольшой, каких-нибудь полчаса, и я водворился. Переодевшись, я отправился в собор, чтобы помолиться и приложиться к многоцелебным мощам новоявленного угодника Божия Серафима. Хотя в соборе было и множество народа, но порядок был образцовый, и я в тот же день приложился к святым мощам и попросил отслужить молебен. Вернувшись в номер уже вечером, я осмотр монастыря отложил до следующего дня, а в собор опять меня потянуло и хотелось в тот же вечер побывать еще раз; хотя было уже 9 часов, но терпения не хватило. Я вошел и увидел умилительную картину: в соборе темно, только у раки преподобного Серафима масса горящих свечей, богомольцев полный собор, пение прекрасное; служили молебны, и особенно отрадно было слышать пение: "Преподобный отче Серафиме, моли Бога о нас", и это исполняли несколько священников, приехавших с разных концов России; в их числе я слыхал голос и батюшки из Москвы, который служил мне молебен в Дивееве.

На другой день, 18 сентября, я утром в 5 часов отправился к ранней литургии, но когда вышел из номера, было еще темновато; однако народ шел со всех сторон и такое множество, как у нас бывает в Христовскую заутреню. Едва-едва достал несколько просфор и направился в церковь святых Зосимы и Савватия, с большим трудом попал туда, но все-таки удалось отстоять всю обедню, а затем зашел в собор приложиться к преподобному Серафиму. Вернувшись в номер и попив чайку, поехал по святым местам Саровской обители, то есть в ближнюю и дальнюю пустыньки, на источники и др. Осматривал те места, где подвизался преподобный Серафим (подробно также не стану их описывать по тем же соображениям, как сказал выше). Возвращаясь, я заехал опять на источник, но купаться сам не решился, о чем скорбел все время до второго путешествия. Вечером в этот день Бог привел меня исповедаться, а на другой день, 19 сентября, за ранней же литургией в храме святых Зосимы и Савватия приобщился Святых Христовых Тайн и возблагодарил Господа за Его милосердие ко мне. Побывал еще раз в соборе и, приложившись к святым мощам преподобного Серафима, я стал собираться в Понетаево, конечный пункт моего паломничества, и предполагал выехать в 10 часов утра. Но что-то особенное притягивало к Сарову и трудно было с ним расстаться, видя массу лиц разных сословий и состояний и постоянно слыша то об одном, то о другом совершившемся чуде, невольно заставляло и располагало сходить еще и еще раз в собор, чтобы еще раз посмотреть на раку с мощами преподобного Серафима, приложиться к ним и, помолившись, возблагодарить Господа за Его щедрые милости к нам, изливаемые чрез Его святых угодников. Таким образом я выехал из Сарова вместо 10 часов утра в третьем часу дня.