Классические книги о прп.Серафиме Саровском
Шрифт:
В конце обедни исцеленная девочка приобщалась.
По окончании Литургии среди множества народа, усыпавшего все пространство монастыря, гроб с мощами, высоко поднятый на широких, обитых бархатом, носилках, был обнесен вокруг собора.
Сильный ветер развевал хоругви, шелестел, казалось, покровом, под которым лежат мощи. И всем издали была видна возвышающаяся из гроба глава Преподобного, с большою прорезью в покрове для прикладывания. Все простонародье, пришедшее в Саров, помещалось верстах в четырех от монастыря, на обширной лужайке, где были выстроены бараки. Вся эта местность носила название «Городок».
Нельзя
В нашем самодовольстве невежества, склонные поправлять даже Евангелие, многие из нас отрицают возможность такого страдания — нахождения души человеческой во власти диавола. Между тем лица, стоящие близко к делу, так сказать, духовной медицины, прекрасно знают неопровержимость этого тяжкого недуга, со всеми его ужасами. Помимо того, что больные этого рода испытывают непреодолимое отвращение ко всему священному, замечательно например то обстоятельство, что иногда простые крестьяне говорят, в случае одержимости, на иностранных языках, с закрытыми глазами обличают тайные дела подходящих к ним людей. И, во всяком случае, страшная область этого недуга настолько интересна, что, вместо глумления, заслуживала бы серьезного наблюдения врачей, которые часто оказываются совершенно бессильными пред этим явлением. Замечательно, что эти одержимые имеют совершенно неестественную силу, так что несколько мужиков иногда еле справляются со слабою на вид женщиною.
Кроме того, чем сильнее степень недуга, чем крепче «враг» вцепился в свою жертву, тем труднее он выпускает ее. Вот почему так силится он не подпустить к великим святыням человека, в которого вселился.
Тут же, в Городке, громко рассказывали, что в Саров три человека везли из Сибири закованного в цепи тяжело одержимого. Чем ближе к Сарову, тем он становился ужаснее и, наконец, накануне того дня, когда мы были в Городке, уже находясь в Саровском лесу, он разорвал цепи и бежал.
Бесноватые освобождаются обыкновенно из-под власти духов у мощей отца Серафима мгновенно. Он невыразимо им страшен.
Едва ли кто из людей вел такую лютую борьбу, ежеминутную, непрерывную, со «врагом спасения», как старец Серафим.
Он сам говорил, что боролся с духами, как «со львами и леопардами»; свой страшный подвиг столпничества тысячедневного и тысяченощного моления на камнях он предпринял, когда они особенно ополчились на него. И до последних дней он вел «жестокое житие», чтобы «томить томившего мя», — как сам говорил, — томившего до последнего его часа.
Потому и страшен он им. Быть может, этим яростным нападением можно объяснить и то, как у такого величайшего среди великих святых не оказалось целокупных мощей. И глубока, блестяща мысль протоиерея П. А. Смирнова, который говорит: чем яростнее нападение (расхищающего) врага, тем славнее победа (сохранение цельбоносных костей). Чем больше похищенное, тем драгоценнее сохраненное.
Заговорив о бесноватых, я хочу закончить рассказом о том исцелении, которое произошло на моих глазах 20 июля.
Я находился в Успенском соборе, когда Государь и Императрицы уезжали из него прямо в Дивеев. После их выхода, стали допускать народ прикладываться к мощам. Должны были скоро начаться часы пред обедней, и я остался в соборе. Литургию должен был служить настоятель нашей церкви в Риме, архимандрит Владимир (Путята), кандидат Московского университета, потом Преображенский офицер, которого я знавал, когда он был в миру.
Стоя неподалеку от раки, я услыхал ужасные вопли, несшиеся от северных входных дверей храма. Я пошел туда. Восемь мужиков с трудом несли бившегося в их руках немолодого, обросшего волосами мужика. Своим видом он напомнил мне какого-нибудь страшного гнома из детских сказок. Внутри его какой-то страдающий голос кричал: «Выйду, выйду!»
Я шел около, пока его несли по собору к раке. У раки он затих, точно лишился чувств. Я смотрел на лицо его, когда его подвинули, чтобы приложить к раке. Оно было искажено так и такое было на нем выражение, что страшно было смотреть.
Его приложили, он очнулся и отошел совершенно освободившимся от страшной власти и здоровым.
Чрез несколько минут я застал его на другом конце собора. Бывший староста Казанского в Петербурге собора, граф Н. Ф. Гейден, записывал место жительства его. Вокруг стояло много народа. Оказывается, он страдал 30 лет и имел от исправника свидетельство, что болен тяжелою формой «кликушества».
Исцеление это произвело особо сильное впечатление. Фамилия его, кажется, Панцов.
Страшно было думать, что 30 лет, с 18-летнего возраста, эта душа лишена была исповеди и причастия. Я спросил его, ел ли он что-нибудь. Он был натощак. Не тут ли, в радости исцеления, было ему идти к Чаше.
Я попросил архимандрита Владимира исповедывать его, а в конце обедни он спокойно приобщился. Главное движение народа было направлено в Сарове к источнику отца Серафима, где происходило и наибольшее число исцелений.
Источник находится близ того места, где была так называемая ближняя пустынька Старца, где он проводил все дневное время, при рассвете приходя в нее из Сарова и оставаясь в ней до вечера.
Сначала в этой местности был устроен для Старца шалаш без окон и двери, с вырезом для входа в него, а потом маленький домик, перенесенный впоследствии в Дивеево и замененный здесь точною с того домика копиею.
Предание говорит, что, когда однажды Старец пробирался лесною тропой близ этого места, он увидал Пресвятую Богородицу с жезлом. Владычица ударила жезлом по земле, и тогда из земли искипел источник чистой воды. Таково происхождение «источника старца Серафима». Еще при жизни своей Старец говорил, что вода того источника сильнее Евангельской Вифезды.
По кончине своей, Старец в явлениях своих людям звал их к этому источнику, или приказывал достать воды из него, чтобы пить эту воду или обтираться ею.