Кленовый лист
Шрифт:
— Вот тут уж, Ваня, а не будет дела, — сказал Роман. — У нас же больной на руках. Не каждый же день таскать его с места на место от солнца. К тому же мы должны маскироваться здесь от авиации, сам же ты говорил, когда посылал меня снимать парашют с дерева. Это уже два. А третье — мы же должны поддерживать наш священный очаг.
— В-четвертых, еще наступит и зима. В лесу хоть уютнее будет.
— Верно, Олег, еще и зима. Я просто ставлю на обсуждение нашу жилищную проблему. Получается, что шалаш должен оставаться там же.
—
— Только для часового! Выздоровеет летчик, сам поймет все, так сказать, выгоды трусов на курорте.
Ребята впервые захохотали, как и в лагере в Крыму, — непринужденно, искренне. Ваня подтвердил:
— Да, Юрочка, для часового. Он же и санитар, и медсестра, и врач для больного. Камня тут хватит, времени у нас тоже, кажется мне, вполне достаточно. А глину будем приносить с той стороны озера. Так одобряем, ребята?
Предложения принимались единогласно и дружно. Одобрили также и первую рекомендацию Романа — изучить остров. Это, в конце концов, было необходимо для них, чтобы точно знать, сколько здесь орехов, какая птица и зверь живет. Последним пунктом «протокола» Олег слово в слово записал лаконичную фразу Вани как приказ старшего: «Ежедневно по утрам, пока спит раненый, вместо физзарядки, учить Романа плавать...»
Олег экономно, но достаточно полно изложил свой «протокол» на трех страницах блокнотика, и ребята вернулись в хижину выполнять решения. Ваня распорядился:
— Юра будет дежурить возле больного и чинить со мной сетку. Роман с Олегом пойдут на поиски приличных консервных банок.
— Ви есть совиецьки пионири, с самолета Вейгта? Ви спа-саль моя жизен?.. — с тяжелыми передышками вдруг сказал раненый летчик.
— Таков закон советских людей: раненому, пусть и врагу, у нас не мстят. Но... судить еще будем, после того, как... выпишем с этого, — Ваня показал рукой на плохонький шалаш, — с этого госпиталя.
Немец несколько раз закрывал и открывал глаза, будто пытаясь понять что-то сложное и непонятное для него.
7
Только после долгих мытарств и нервотрепки Адаму Безруху удалось добиться до генерала. Генерал был слишком занят, это видел и понимал Безрух. Но он, как агент рейха, выполнял задачи именно этого генерала. Правда, он опоздал. Но кто же знал, что так внезапно начнется долгожданная война!
— Ваш приказ выполнен, господин генерал, дочь генерала Дорошенко со всеми надлежащими документами с некоторых пор находится на моих руках! — отрапортовал Безрух.
Генерал только самовлюбленно улыбнулся. Без какой-либо потребности схватился за оружие на добротных ремнях с блестящими латунными пряжками.
— На руках? — переспросил, почти смеясь.
— На руках.
— Хватит! Вы преступно опоздали с выполнением приказа, — резко перебил генерал. — Теперь можете выбросить эту уродку хоть псам голодным, не то время.
— Но ведь...
— Не то время! Ребенок нужен был тогда, потому что... нам нужен был генерал Дорошенко. Понятно? Выбросить! Понятно или нет? Впрочем... удочерите этого щенка советского генерала... Может, оно пригодится другим органам рейха... — генерал уже нервничал. То и дело открывалась дверь, высовывалась голова адъютанта, но тут же исчезала по энергичному взмаху руки генерала: «Нет». Безрух понял, что проиграл в этой операции. А ведь можно было еще в первый день войны вернуть Дорошенко ребенка, получить ценное вознаграждение и работать «на троих богов». Теперь же все три «боги» не нуждаются в его старательных молитвах.
«Почти все», — чуть не вслух спохватился. Потому что архангелы третьего, наиболее спрятанного божества, и сегодня платят Безруху деньги, требуют работы.
К представителям этого третьего «бога» и пошел Безрух, выйдя, собственно выскочив, от пресыщенного первыми военными успехами генерала.
По документам это были обыкновенные корреспонденты нейтральной испанской прессы, на самом деле... специальные сотрудники соответствующего департамента на заокеанском континенте. Что именно им было нужно, обер-лейтенант Адам Безрух мог только догадываться. Но, по старинному правилу шпиона, не выяснял о тех нуждах заокеанских информаторов. Даже то, что настоящим испанцем был только один из них, а двое других — из штата Бискайя, Безруха мало волновало. Сам он был «принципиальный интернационалист».
— О-о! Сеньор Безрух в отличном настроении. Сколько? — воскликнул долговязый «испанец» со штата Бискайя, имитируя пучками подсчет денег.
— Отложил разговор, — выдохнул Безрух. Он не хотел откровенно высказывать свое «недовольство» решением генерала.
Долговязый понимающе присвистнул. Переждал, пока запыхавшийся от быстрой ходьбы Адам Безрух сядет за стол на скамье в этом советском доме «будущего коммунизма», как, иронизируя, называли они дом пожилой колхозницы на окраине села, под лесом.
— Отложил генерал разговор, но я... Я так ему и сказал, что няней этому генеральскому щенку не буду!
— Ого! Такого героического поступка я от вас не ожидал, но будем считать, что вы его сделали. Верно, сеньор Адам? А еще вернее будет, если сеньор прародитель человечества так же мудро поведет себя и в дальнейшем. Ребенок — действительно лишние хлопоты для обер-лейтенанта такой армии! Боевой успех за успехом. На какого дьявола, скажите пожалуйста, ему эта уродка?
— Вам она, честно говоря, тоже на такого же дьявола нужна, — перебил скучным голосом Безрух.