Кленовый лист
Шрифт:
— Теперь отдохнем, Любочка, съедим по пирожку с капустой, и пойдем дальше! А то если найдут...
— Как мне вас звать, тетя, — заговорила Люба. — Вы учительница?
— Кристиной зовут, тетя Христя буду тебе, — улыбнулась, как родная. — Учительницей не была, а на станции работала багажной кладовщицей.
— Тетя Христя. Хорошее имя! У нас в школе был один парень, Романом зовут... Его мама тоже тетя Христя.
Женщина, как мать, смотрела девушке в глаза, когда та говорила. И прочитала в них тревогу, что-то большее, чем память о том парне по имени Роман.
— Тот Роман не был вместе с тобой в Крыму? — между прочим спросила.
Любочка почему-то вспыхнула, смущенно опустила глаза. Как эти тети прислушиваются не к словам, а к трепету души!
— Был, тетя Кристина. Он... остался еще там... из-за меня остался... Я так поступила... а он хороший.
И пока сжевали по одному большому крестьянскому пирожку, Люба рассказала все.
Потом долго без передышки шли лесными дебрями, пока вышли из леса. Спустились в низину и оказались на лугах со стожками сена. А солнце хоть и скатилось на западе до горизонта над лесной полосой, все еще было такое же щедрое на тепло. За лугами, там, где падало к горизонту солнце, виднелась под лесом рыжевато-черная полоса кручи, как будто прогибающейся под весом леса. Ах, какой лес!
Люба оглянулась, чтобы сравнить его с тем перелеском, которым они прошли на эти широкие луга. Теперь услышала отдаленный гул войны. Но где она, с какой стороны отзывалась теми тяжелыми отзвуками, никак понять не могла.
Несколько раз приходилось ложиться, просто падать на колючую стерню сенокосов или переходить под стог, когда где-то из-за лесной полосы вырывалось сначала неистовое гудение, а потом появлялась стая самолетов. Однажды, услышав такое гудение где-то позади себя, Люба внезапно упала на стерню. Кристина улыбнулась и сказала:
— Наши, Любочка, вставай!
Сколько было теплоты в этих словах, гордости, веры!.. Девушка вместе с тетей провела глазами тройку советских самолетов. Там, в этом мощном движении, пронеслась часть их покоренного врагом края, пронеслись смутные, но радостные надежды!
Только когда солнце скрылось за густой стеной леса, они подошли к спокойной реке. Достаточно широкая водная преграда покрывалась рябью от низового ветерка. Даже захотелось девушке во весь опор переплыть эту реку. Но в тот же миг пришлось упасть под кусты лозы, потому что где-то за лесом, на том крутом берегу, послышалось тяжелое гудение фашистских самолетов. Над лесом с той стороны реки низко летели несколькими группами бомбардировщики.
Когда пролетели самолеты, осторожно поднялись. Женщина посмотрела по сторонам вдоль реки.
— Беда мне, Любочка, плавать смолоду не научилась. Придется подождать, пока совсем стемнеет, и поискать лодку. Косари всегда держали здесь лодки, чтобы рыбачить.
...Когда девушка проснулась от легоньких толчков женщины, было уже совсем темно. Война как будто разворачивалась в это время где-то вокруг, сотрясала воздух и землю.
— Задремала? — тепло допытывалась женщина, как мать дочку. — Я боялась, что проснешься, а меня нет.
— Но почему это, тетя, все наши советские женщины такие хорошие, как мама? — с чувством детской теплой благодарности, как к родной, сказала девушка.
— Такова наша материнская стать... Ну-ка не медлим теперича. Давай пошли, пока луны еще нет. Должны затемно перебраться через реку.
— В тот страшный лес?
— В тот самый. Но лес, дитя мое, колыбелью был еще первому человеку на земле. Идем!
Лодка чуть-чуть покачивалась на воде. Люба проследила за полосой в тине между лозой. Теперь только поняла, почему ее тетя не уснула, как она, чтобы отдохнуть от усталости. Какое счастье, встретить хорошую женщину-мать!
Одним веслом оттолкнулась, а затем стоя принялась грести двумя руками, ни разу не ударив о борт такой шаткой на волнах посудины.
«Буду уговаривать тетю Кристину остаться с нами», — думала тем временем Люба.
Долго потом пробирались густым диким лесом, то удаляясь от крутого берега реки, то снова приближаясь к нему. Девушка иногда хваталась за рукав женщины, боялась, чтобы не отстать в таких глухоманях лесных. А когда чувствовала, что рядом эта полная человеческой искренности и материнской теплоты женщина, не страшны были те огромные грохотания войны.
На расстоянии какого-то километра от большой дороги терпеливо ожидала Мария Иосифовна своего боевого посланника. Зашла уже и глухая ночь, голодные мальчишки то засыпали в кустах, то снова просыпались, хватаясь за автоматы. «Чем и как их покормить?» — мучила проблема. Мария Иосифовна своим автоматом вооружила и третьего из пионеров. Чтобы не проспать возвращения девушки, она не приседала, даже не останавливалась. Так и ходила то к дороге, то снова к месту, где разместила своих голодных «автоматчиков».
Где-то после полуночи услышала шуршание валежника под чьими-то ногами. О, она была эту ночь излишне внимательна к любым звукам вокруг в лесу. Наверное, животное какое-то. Потому что слышится шелест под четырьмя ногами, причем идет очень быстро. На дороге в это время движение заметно замерло. Неудивительно, что и зверь выбрался из глубоких чащоб на поиски пищи.
Но зверь вдруг остановился, замер, вслушиваясь. Мария Иосифовна жалела, что не взяла с собой автомат. Осторожно прокрадывалась в кусты, где спали голодные ребята.
И снова остановилась, чтобы прислушаться. Зверь уже пошел только на двух ногах. Так только медведь подкрадывается, встав на задние лапы. Надо спешить к автомату!
Уже возле кустов, под которыми спали ребята, — даже услышала сонное бормотание кого-то, — прислушалась снова. Животное шло сюда. Любочка?!
И только повернулась, чтобы идти навстречу, — услышала тихое, как шелест листьев под ногами:
— Тетечка!
Стремглав бросилась навстречу, еле минуя деревья.
— Любочка! — произнесла, словно аж из глубины сердца. И сжали друг друга в объятиях. Здесь же и сели. Едва видели что-то в темноте, только глубоко чувствовали.