Кленовый лист

Ле Иван Леонтьевич

— Сегодня получим известия. Да я целиком полагаюсь на Вадима, оперативный парень! Кстати, сейчас должен зайти Станислав, есть серьезный разговор. Он вернулся с глубинной разведки и уже собирается покидать нас.

Упоминание о Лужинском вновь вернуло Марию Иосифовну к ее болезненной мысли о ребенке. Ведь Лужинский так искренне обещал еще серьезно заняться этим вопросом.

Из-за деревьев появился, как всегда, выбритый, аккуратный Станислав Лужинский. Он торопился. Но не забыл, увидев командира отряда, выхватить из губ сигарету, потушить

ее и спрятать в карман. В лесу ведь и на территории расположения отряда никто не имел права оставлять какие-то следы пребывания здесь людей.

— Ну, рассказывайте, товарищ Станислав. Мы так беспокоились.

— И напрасно.

— Задача же у вас...

— Как и всякое боевое задание, прошу. Словом, операция Вадима вполне уместна. Я еще не знаю, что именно он там натворил, потому что должен был и сам... Но танковый парк в лесу горит, четыре танка и несколько штурмовых машин подорваны. А главное, предприимчивый гитлеровец, командир отряда, убит!

— Молодец Вадим! — не удержался Виктор.

— Замечательный партизан! Наградить бы... — увлекалась Мария.

Лужинский переждал эти реплики, оглянулся вокруг, как будто боялся, что их разговор подслушивают. Мария уловила эту настороженность партизанского разведчика.

— Что случилось, что-то неприятное? — спросила.

— Да ничего такого... Давайте подождем, пока вернется Вадим с отрядом. Кажется, старший сапер в этой операции подвергся опасности... А тут вот что... Позвольте, мы сейчас только втроем... Побывал я у Христининой свекрови...

— Ну что? Она согласилась принять детей?

— Постойте, Мария Иосифовна. Конечно же, согласилась. Здесь, знаете, совсем другое... — Лужинский покопался в каких-то вещах в кармане и, наконец, достал небольшую скомканную бумажку. Развернул ее и, немного поколебавшись, подал Марии. — На английском читаете? — спросил при этом.

— Что это? — испуганно переспросила. — Увы... только на немецком и то — по слогам, как говорится. Что же здесь, товарищ Станислав? О Ниночке что-то?

И оперлась на ствол сосны. Глазами пробежала с помятой бумажки на Лужинского и Виктора. Мир пошел кругом. Пришлось плотнее прижаться к стволу, чтобы удержаться на ногах, не упасть от этого головокружения.

— Замечательную свекровь имеете, Кристина! Такую бы в разведчики вам взять. Бумажку подобрала и сохранила! Негодяй, бездельник... Переписал с нее на чистовик, а эту беспечно забыл. А старуха, пусть и с женского любопытства: за что же такие деньги охватил мерзавец, — подобрала... Копия телеграммы об одном из гнусных его дел, за которое, наверное, выторговал кучу денег.

— О Ниночке что-то? — снова спросила, сдерживая дрожь губ. Понимала, что Станислав подробно объясняет тот ужасных документ о ее несчастной дочери.

— Да, Мария Иосифовна. Про Ниночку....

— Что же... что там написано?.. — разрыдалась, умоляюще переводя взгляд с одного на другого.

— Спокойствие, товарищ командир! Спокойствие и рассудительность.

Ваша дочь жива, а это не мелочь в таком деле. Здесь написано, чтобы девушку бережно присмотрели в нейтральной стране.

— Читайте, прошу вас... Я же мать!

— Написано так. — Поляк взял из рук Марии Иосифовны бумажку и не торопясь прочитал: — «...Дочь советского генерала Андрея Дорошенко немедленно переправить надежным средством...» Слышите? Надежным средством! «Нейтральный порт Сетубал»… Это Португалия, прошу покорно, соседка Испании. Помню его, проклятый порт. Заокеанские миротворцы оружие для генерала Франко привозили в этот «нейтральный» порт. Знам его, бардзо добже знам...

— Значит... — только и произнесла Мария и еще больше залилась неутешительным плачем.

— Спокойствие, говорю, спокойствие, уважаемый командир! Главное известно: девочка жива! А об остальном еще попробуем узнать. Между тем кончится война...

Где-то сбоку в лесу послышался сдержанный гул. В штаб отряда возвращались с операции партизаны. Это была диверсионная группа Вадима Шестопалько.

А когда группа возвращается с боевой операции, жди всего: и счастливой удачи, и тяжелого поражения... И в обоих случаях готовься принять раненых, услышать тяжелую весть об убитых...

Впереди группы с опущенной головой шел Лука Телегин. Двое партизан за ним вели под руки раненого Вадима Шестопалько. Наскоро забинтована голова, один глаз чуть виднелся из-под повязки. Обмотанная левая рука висела на куске сорочки, порванной для перевязки. Засохшие подтеки крови на плечах и груди.

Вадим еле шел, поддерживаемый двумя партизанами. Автомат его висел на плече сапера. Внимательный взгляд Марии Иосифовны успел заметить, что в группе нет двух партизан, в том числе и младшего сержанта Старовойтенко.

— Черт возьми, прибыли! — стараясь не показывать своих переживаний, первым сказал Телегин.

— Правильно, Мария Иосифовна. Тянуть, конечно, тянет... Докладываю, потому что, наверное, усну.

— А может, потом доложишь? — опять предостерегла командир отряда.

— И то правда, простите, товарищ... товарищ...

Шестопалько заснул. Во сне тяжело стонал, скрежетал зубами, его отнесли в землянку Виктора. Мария Иосифовна осторожно взялась менять повязки. Засветили ночник из гильзы фашистского снаряда. В землянку вошла Кристина. Молча, со знанием дела взялась помогать командиру отряда.

— Ага, ага... фашисты проклятые... Мама, не жалей его и не плачь. Мы сами... сами справимся. Ах, ключи от ЗИСа... — Вадим открыл глаза, оглядел присутствующих. — Мария Иосифовна, ключи в машине. Пусть Виктор...

И снова заснул, что-то бормоча, пока не затих совсем.

— Никуда он не поедет, — как бы про себя сказала Мария Иосифовна:

— Да куда ему. Подлечим, тогда уж... — в тон ей полушепотом сказала Кристина.

Мария оглянулась на нее, знаками показала молчать и вышла из землянки. Кристина села у постели раненого.