Клетка

Ловелл Л. П.

— Ох, дерьмо. — Гейб убирает пистолет от головы парня, целится в собаку и стреляет. Парень подпрыгивает и кричит одновременно с тявканьем собаки. Габриэль оглядывается на меня. — Это хороший знак, не так ли? Тихо. — Он не ждет ответа, просто заставляет парня идти вместе с нами к входной двери.

Музыка гудит через деревянную дверь, сотрясая ее с каждым ударом баса.

Я использую пистолет, чтобы постучать в дверь. Музыка гудит так громко, что я едва слышу, как Габриэль говорит мне подождать. Гейб снова разговаривает по телефону и затыкает ухо рукой, в которой держит пистолет. Это часть плана, от которой все зависит. Если парни в этом доме выпили

этот яд, они мертвы, и мы должны притвориться удивленными. Мы должны притвориться, что нас не пустят. Мы должны притвориться, что возмущены. Вышибая дверь…

— Хесус, — говорит Габриэль, — скажи своим hombres, чтобы они открыли la puerta. Они не открывают дверь. — Габриэль стучит в дверь. — Открой дверь, co~nos. — Пауза. Это может быть всего несколько секунд, но ничего не происходит. — Что за хрень? — говорит он в трубку. — Ты меня подставил, Джесус? — Он смотрит на меня, и на его губах расплывается глубокая ухмылка.

— Черт возьми, — кричу я — все это часть сценария. Все это должно казаться реальным. — Что за херня, Гейб?

— Эсе, что, черт возьми, происходит? — кричит он в трубку, — Я пускаю пулю в дурацкую голову Андреа.

Мое сердце стучит в ушах.

— Что, черт возьми, происходит, Гейб?

— Иисус!

— Открой эту долбаную дверь, — стучу я по дереву. — Где моя дочь?

— Хесус, где твои ребята? Я прикончу Андреа…

Я слышу крик и ругань Хесуса. И мне наплевать, я отступаю на несколько шагов и бегу к двери, навалившись всем своим весом о дверь.

— Эсе! — говорит Габриэль. Я просто отступаю назад и снова и снова врезаюсь плечом в дверь, пока петли не начинают поддаваться. Задыхаясь, я отступаю и пинаю дверь. Он рушится, эта дерьмовая музыка раздается в утреннем воздухе.

— О, Иисус, твои ребята все мертвы, — говорит Гейб, бросая телефон на бок.

Пыль оседает, и все, что я вижу, — это тела. На полу валялись десять человек. Двое из них голые. На столе стоит пустая бутылка из-под бренди. Роберта сидит на диване без штанов, ее ноги широко расставлены, между ними на полу валяются двое мужчин. Я переступаю порог, и разбитая дверь хрустит под моими ботинками.

— Кайла? — кричу я, судорожно оглядываясь. Я чертовски зол, что она оказалась посреди этого дерьма прямо здесь. — Кайла?

Габриэль толкает парня в выбитую дверь и тычет дулом пистолета по мешковине возле виска парня.

— Уйдешь с этого места, и я тебя убью. Ты понимаешь?

Парень кивает, и Габриэль идет по коридору с пистолетом наготове.

— Кайла… малышка? — кричу я. С каждой секундой в моей груди укореняется страх. Я подхожу к стереосистеме и выключаю ее, внезапная тишина почти оглушает. Двери распахиваются, Габриэль осматривает каждую комнату. Я отталкиваю трупы, отрываю диван от стены, открываю каждый гребаный шкаф в этом дерьмовом доме, а ее нигде нет.

Я чувствую себя неловко. Потерянно. Я нахожусь на чужой долбаной земле, принадлежащей картелю, может поэтому.

— Хесус, — кричит Габриэль. — Долбаный лжец. — Я опускаюсь на стул рядом с одним из мертвецов и закрываю лицо руками. Он хватает нашего заложника и выталкивает его за дверь. — Я, блядь, позвоню ему и… — его голос затихает.

Я не могу думать. Я ни черта не могу обдумать. Ярость и потеря — величайшая гребаная потеря, которую я когда-либо испытывал — окутывают меня, как медленный туман, потому что они никогда не собирались отдавать Кайлу. Она не здесь. Ее здесь никогда не было, и если жизнь собственного сына Доминго не заставит их освободить ее, я не знаю, что произойдет. Слезы затуманивают

мое зрение, и я склоняю голову к груди. Я хочу оторвать головы всем парням Хесуса. Я хочу выпотрошить их и утопить в их собственной крови, но это ничто иное, как гребаная несбыточная мечта. Если они причинят ей боль — я убью как можно больше из них, прежде чем они убьют меня. По крайней мере, я могу умереть, зная, что служу справедливости для своей маленькой куколки. Я подавляю слезы, сердито смахивая их, позволяя гневу поглотить меня. Я могу справиться с гневом, потому что он меня заводит, но, черт возьми, он меня топит. Я не могу сейчас утонуть. Я делаю ровный вдох и провожу обеими руками по лицу, прежде чем встать с грязного дивана.

Когда я выхожу на улицу, Габриэль прислоняется к «Хаммеру», опустив голову.

— Ее никогда здесь не было, не так ли? — спрашиваю я, пересекая двор, переступая через мертвую собаку, идя к подъездной дорожке.

— Нет. — Выдыхает он. — Я не знаю, где ее держит Хесус. — Медленно он отходит от машины — Мне очень жаль, мой друг. — Он открывает дверь и залезает внутрь, заводя двигатель. Моя последняя надежда сейчас — это Ронан, и я не знаю, как я к этому отношусь.

29

Тор

Я прохожу через сад Габриэля, где под моими босыми ногами чувствуется мягко ухоженная, влажная трава. Аромат жасмина кружится вокруг меня, пока я брожу во тьме. Чем дальше от дома, тем меньше света и мне это нравится.

Я нахожу каменную скамейку рядом с огромным прудом, наполненным рыбой. Я сижу и смотрю, как белые и золотые рыбки бесцельно плавают кругами, позволяя ночному воздуху окутывать меня. Это небольшой способ успокоить суматоху, которая постоянно кружится во мне, как волны, разбивающиеся о скалистые утесы. Я никого не хочу видеть. Я не хочу ни с кем разговаривать. Я сижу здесь достаточно долго, погруженная в свои мысли, в свое беспокойство, а потом слышу, как Джуд зовет меня по имени, с намеком на панику в его голосе.

Появляются темные очертания его большого тела, и он останавливается на полпути.

— Тор?

Страх охватывает меня.

— Где она? — спрашиваю я, но уже знаю, что если бы она была у него, она была бы в его руках. Я сомневаюсь, что он когда-нибудь снова бы ее отпустил. Я знаю, что не стал бы.

— Ее там не было, — тихо говорит он.

Хуже всего то, что, как бы я ни расстроилась из-за того, что ее нет здесь, тот факт, что ее там не было, по крайней мере, означает, что она могла быть еще жива. Надежда может стать такой хрупкой, когда абсолютная трагедия длится так долго. Джуд садится рядом со мной, обнимает меня и проводит теплой ладонью по моему плечу. Мы сидим в тишине, потому что, честно говоря, что каждый из нас может сказать? Нет ничего, что улучшило бы ситуацию, ничего, что могло бы исправить это, кроме как вернуть ее.

Я обвиваю его руками и прижимаюсь к теплу его груди. Он единственное, что удерживает меня от того, чтобы сейчас не сойти с ума. Я знаю, что он вернет ее. Он вернет…

Его рука гладит мои волосы.

— Я никогда не забуду, как впервые увидел ее, — говорит он. — Боже, мне потребовалось несколько дней, чтобы добраться до вас двоих, и когда я вошел в эту комнату и увидел ее лежащей в этой кроватке… — Улыбка пробегает по его губам, и это разбивает мое сердце на миллион крошечных кусочков. Он так сильно ее любит. — Я поднял ее, и она была такой крошечной в моих руках. То, как я себя чувствовал, Тор… — Он целует меня в висок. — Вы двое — мой мир.