Клиент Пуаро
Шрифт:
– Если он вам не подходит в качестве свидетеля, можно спросить консьержку! – осенило Лолу. – Она должна вспомнить, мы с ней еще поговорили, ей Перришон очень нравится…
– Даже если консьержка подтвердит, что вы вернулись в это время, это ничего не доказывает, – строго сказал капитан. – Теоретически вы могли снова выйти из дома, миновав консьержку, подкараулить потерпевшую в подъезде… – Он тяжело вздохнул. – Ладно, пока я вас попрошу никуда из города не уезжать, вас вызовет следователь.
– Господи! – Лола потеряла терпение. – Ну зачем, ради бога, мне было
– Нет свидетелей вашего последнего разговора с потерпевшей, – мрачно ответил капитан, – возможно, вы с ней серьезно поссорились.
Лола поймала взгляд белобрысой, в ее глазах отражалось неприкрытое злорадство и еще что-то, чему Лола затруднилась дать определение.
«Все же за что она меня ненавидит? Или это зависть? Она страшная, конечно, одета не слишком-то, но все же…»
– Пока вы свободны, – бросил капитан Лоле.
Тут вошел тот самый молодой человек, что проводил ее сюда, и что-то зашептал капитану на ухо. Тот поморщился, встал и вышел, сказав белобрысой, чтобы была поблизости от кабинета Аглаи. Он, капитан, туда вскоре доберется, и они займутся делом.
Лола вышла в коридор в прескверном настроении. Разговор с капитаном Хвощом окончательно вывел ее из равновесия, и теперь она мечтала только об одном: скорее добраться до дома и поплакаться в жилетку Маркизу. При всей его типично мужской черствости и толстокожести, Леня понимал, когда она не играет, понимал, когда ей по-настоящему плохо, и в такие минуты становился удивительно ласковым и заботливым.
Лола тихо шла, пригорюнившись и прижимая к себе просторную клетку с попугаем. Перришон, словно чувствуя настроение хозяйки, сидел тихо, нахохлившись и распушив перышки.
Свернув из коридора на лестничную площадку, Лола чуть не налетела на странную парочку.
В углу площадки, под большой табличкой «место для курения», стояла та самая белобрысая девица с лошадиной мордой, с которой они только что расстались у капитана. Она была вдвоем с каким-то невысоким мужчиной. Белобрысая стояла спиной к Лоле, поэтому не видела ее, а своего малорослого собеседника она заслоняла.
Странная парочка не курила, а разговаривала. Точнее, говорила белобрысая – Лола вспомнила, что ее фамилия Зайценогова… Ну и фамилия, вот уж наградили родители! И сама девица была такая же длинная, нелепая и нескладная, как ее фамилия.
Но самым странным в ней было ее поведение.
В первый момент Лола не поняла, что ее так удивило в поведении этой девицы, показалось ей таким странным. Замерев на месте, она смотрела на белобрысую Веру со спины, и наконец до нее дошло. До сих пор, каждый раз, когда они встречались, Вера кричала, размахивала руками, ужасалась, впадала в истерику – в общем, выглядела крайне неуравновешенной, неврастеничной особой. Только что, в кабинете, который временно занял капитан Хвощ, она была на грани нервного срыва… Теперь же она казалась абсолютно спокойной, собранной и невозмутимой. Она разговаривала со своим собеседником таким тоном, каким психоаналитики разговаривают со своими неуравновешенными клиентами – сдержанно, спокойно, словно стараясь что-то ему внушить.
Лола отметила, что внешний вид ее тоже как-то неуловимо изменился. То есть нельзя сказать, чтобы девица вдруг сильно похорошела, но лицо ее казалось не таким лошадиным, а волосы не такими белобрысыми, скорее девицу можно было бы посчитать обычной блондинкой.
– Никому нельзя позволять использовать себя, – говорила Вера медленно, отчетливо, хорошо поставленным голосом, – нельзя превращаться в чью-то марионетку!
– Да, – тонким, дрожащим от волнения голосом подхватил мужчина, – никому! Нельзя! Ни в коем случае!
– Нужно в любой ситуации сохранять достоинство! – продолжала вещать девица.
«То-то ты сохраняешь достоинство! – подумала Лола. – Чуть что – сразу в крик, только что судороги у тебя не приключаются!»
И тут же ей пришло в голову, что все эти неврастенические припадки, которые регулярно устраивала нелепая девица, выглядели как-то ненатурально, неестественно, как будто они были искусно разыграны… Лола, сама будучи актрисой, понимала толк в таких вещах, но даже она не сразу почувствовала фальшь в поведении Зайценоговой.
– Достоинство! – взволнованно подхватил мужчина. – Достоинство и… справедливость!
Вера, почувствовав движение за своей спиной, резко развернулась.
Увидев Лолу, она замерла, и у нее на лице отобразилась сложная гамма чувств – от удивления и испуга до раздражения и неприязни.
– Что ты все вынюхиваешь! – прошипела она, становясь все той же белобрысой уродиной с лошадиной мордой. – Подкрадываешься, выслеживаешь, подслушиваешь…
– Больно надо! – фыркнула Лола.
Зайценогова не ответила, она припустила прочь, неприязненно оглянувшись на Лолу. Ее спутник на секунду задержался, странно, со всхлипом вздохнул и бросился в другую сторону.
Лола успела разглядеть его. Это был тот самый тусклый сутулый мужчина, с которым она недавно ехала в лифте. Тот самый мужчина, который так нахваливал Перришона, так пристально разглядывал его.
Попугай, до сих пор тихо сидевший в клетке, словно почувствовав, что хозяйка подумала о нем, подал голос:
– Р-рома, Р-рома, Р-ромочка!
– Что ты повторяешь одно и то же! – проговорила Лола. – Никакого разнообразия! Никакой творческой индивидуальности!
– Здор-ровая кр-ритика! – покаянно произнес попугай.
Лола тяжело вздохнула и поплелась вниз по лестнице.
Она не могла разобраться во всех творящихся на студии странностях и в конце концов решила, что это – вовсе не ее дело, а ее дело – поскорее унести отсюда ноги.
Навстречу ей по лестнице поднимались две привлекательные девушки. Они горячо переговаривались, лица их буквально пылали от возмущения.
– Не имеют права! – говорила одна из них, темненькая. – Не имеют права обыскивать! На это нужна санкция прокурора, я знаю!
– Это ты детективов начиталась, – ядовито отвечала вторая, светленькая, – это в книжках или фильмах все делают по закону, а на самом деле что хотят, то и творят! У них сила – значит, они и правы!