Клиент Пуаро
Шрифт:
– Кажется, я знаю, откуда Штабель узнал про Симоне Мартини, – задумчиво протянул Маркиз.
Артур насторожился, ожидая, что Леня поделится с ним этой информацией, но Леня надолго замолчал.
Он не сказал Артуру, что именно пришло ему в голову – что покойная Анна Ермолаевна Лопатина вполне могла рассказать про бесценную картину своему родственнику Алексею Кирилловичу Волкоедову, а тот, скорее всего, не поверив старухе, разболтал все своей жене… или бывшей жене, черт их там разберет… а у этой «вдовы
Но Артуру вовсе не обязательно знать об этом.
– Да, – протянул Леня, – если в игру вступил Штабель, таким мелким рыбешкам, как мы с тобой, лучше и не приближаться к игровой площадке, а то ненароком голову откусят!
– А ты спрашиваешь, знаю ли я фамилию Лопатин! – с тяжелым вздохом заключил свой рассказ Артур. – Да я ее тут же постарался напрочь забыть, и если бы не ты…
– Точнее, если бы не ампирное бюро, – поправил его Леня.
– Если бы не ты, я бы эту фамилию и не вспомнил!
– Ты знаешь, – проговорил Леня, поднимаясь, – если я что-то обещал, я это делаю. Бюро за мной.
Артур кивнул и выпустил в потолок колечко ароматного дыма.
Маркиз остановил машину на Дворцовой набережной, перешел оживленную дорогу и толкнул массивную дверь с табличкой: «Дирекция Государственного Эрмитажа».
Полусонный охранник лениво поинтересовался, куда он направляется. Леня назвал фамилию своей старой знакомой, и охранник махнул рукой по коридору, пробормотав: «Комната сто четыре».
Леня кивнул и пошел по коридору.
Возле двери сто четвертой комнаты работали жизнерадостные маляры.
Маркиз проскользнул мимо них, стараясь не испачкаться в краске, и толкнул дверь.
Кабинет был очень оригинальной планировки. Площадь его была так мала, что в нем едва помещались два письменных стола, зато высота потолка просто потрясала, казалось, что сюда вполне может поместиться Ростральная колонна.
Такая планировка делала кабинет похожим на огромный платяной шкаф, в котором Гулливер мог бы повесить свою одежду.
На одной из стен этого «шкафа» висел огромный гобелен, изображавший сцену охоты на львов.
За двумя письменными столами сидели две женщины, и, при том что они сидели друг к другу вполоборота, всякому посетителю сразу же становилось ясно, что отношения у них между собой самые натянутые.
Войдя в комнату, Маркиз деликатно кашлянул и обратился к сидевшей слева брюнетке:
– Здравствуйте, Валерия Сергеевна!
Брюнетка вздрогнула, сломала карандаш и подняла на Маркиза темные выразительные глаза, делавшие ее похожей на бедную овечку, неожиданно узнавшую о технологии изготовления дубленок.
– Леонид Петрович! – проговорила она дрожащим голосом. – Вы ко мне?
«Нет, – хотел было ответить Маркиз, – я зашел проведать этого льва на гобелене».
Но соседка Валерии Сергеевны, блеклая увядающая дама с немыслимыми локонами, изобразила всей своей фигурой такой интерес, что Леня воздержался от всякого рода шуток.
– Да, Валерия Сергеевна, – подтвердил он самым благонамеренным тоном, – я хотел проконсультироваться с вами по некоторым техническим аспектам ранней итальянской живописи, в частности сиенской школы.
– Хорошо. – Брюнетка опустила глаза и встала из-за стола. – Я как раз собиралась пообедать, мы могли бы совместить это с консультацией…
– Не стесняйтесь, Валерия Сергеевна, – подала голос дама с локонами, – консультируйте, не торопитесь… если что, я сама поговорю с заместителем директора.
Голос ее при этом напоминал что-то среднее между шипением гремучей змеи и скрежетом дисковой пилы, под которую попал рельс, если, конечно, такое сочетание возможно.
Выйдя в коридор, Леня покосился на дверь и спросил:
– Не складываются отношения?
– Не то слово, – отмахнулась Валерия Сергеевна. – Ты что, пришел только для того, чтобы узнать, какая психологическая обстановка у меня на работе?
Леня с невольным сожалением окинул взглядом стройную мальчишескую фигурку своей давней знакомой.
– Я слышал, ты уже доктор наук? – проговорил он.
– Значит, ты пришел, чтобы узнать о моем служебном продвижении? – В голосе женщины зазвучали слезы. – Леня, после того как мы расстались, я полгода не могла заснуть без снотворного, и только я пришла в норму, успокоилась, занялась интересным делом – тут появляешься ты как ни в чем не бывало…
– Кстати, о твоем интересном деле, – поспешно прервал ее Маркиз, пока разговор не принял нежелательный характер, – ты действительно видела настоящего Симоне Мартини?
Валерия Сергеевна удивленно повернулась к нему. Слезы, наполнявшие ее большие темные глаза, мгновенно высохли, и на смену горечи в этих глазах зажглось любопытство.
– А ты-то откуда об этом знаешь?
– Пусть это будет моей маленькой тайной, – уклончиво ответил Маркиз. – Так что – неужели настоящий Симоне Мартини?
– Насколько я могу судить без проведения полноценной научной экспертизы… – проговорила женщина, и лицо ее озарилось светом подлинного восторга, – это маленькая картина, примерно двадцать на тридцать, на ней изображена Мадонна, совсем юная, задумчивая и спокойная… она нежно смотрит на своего младенца… Только Мартини умел так неповторимо передать такую спокойную нежность взгляда! Кроме того, очень характерная для сиенской школы цветовая гамма, и доска вполне соответствует образцам… Я не сомневаюсь, это подлинный Симоне Мартини!