Клинок без ржавчины
Шрифт:
— Он успел вам что-нибудь сказать?
— Что-то говорил… но я не понял.
— А все-таки?
— Про какую-то будку… Потом какое-то женское имя назвал, нерусское, — устало докладывал сержант, но капитан уже его не слушал. Он прыгнул в окоп и выхватил у телефониста трубку.
— Я — «Терек». Прошу огня. Ориентир двенадцать-три. Железнодорожная будка.
У подножия одного из холмов действительно стояла полуразрушенная железнодорожная будка. Капитан Глебов знал об этом; и сейчас он не сомневался, что разведчики именно там обнаружили броневой колпак.
— Ориентир двенадцать-три! — крикнул в трубку капитан Глебов и, накинув бурку, сказал старшине:
«Надо найти Надибаидзе. Живым или мертвым.
Немцы самым тщательным образом маскировали свои броневые колпаки и пользовались ими обычно только в решающие моменты боя. Поэтому заранее обнаружить броневой колпак было очень трудно.
Три часа подряд ползли разведчики по обледенелым склонам холмов, продираясь сквозь колючий кустарник, до смерти устали, продрогли, но в конце концов добились своего. У подножия одного из курганов они внезапно подверглись пулеметному обстрелу.
Леван и Дато укрылись в канаве и стали наблюдать. По глуховатому звуку выстрелов они догадались, что немцы стреляли не с открытого места. Значит, недалеко опасное огневое гнездо. Случайно они оказались так близко от него, что гарнизон броневого колпака, не разобравшись что и как, открыл стрельбу и тем самым обнаружил себя.
Теперь разведчики точно знали, где находится броневой колпак: немцы хитро упрятали его под развалинами железнодорожной будки. Запасливый Раинаули достал флягу, друзья отпили по глотку крепкой, как огонь, кахетинской водки и поспешили к своим.
Впереди шел Надибаидзе. Вдруг под ногами у него раздался короткий приглушенный щелчок, и, раньше чем разум успел определить, что случилось, Леван плотью своей почувствовал — это мина. «Я наступил на прыгающую мину. Сейчас она выскочит из земли и взорвется».
Надибаидзе отпрянул в сторону, крикнул Раинаули: «Ложись!» И, падая на землю, успел увидеть, как что-то стремительно вырвалось из-под снега. Раздался взрыв.
Надибаидзе сильно тряхнуло. Но и только. Даже не оцарапало. Придя в себя, он услышал глубокий вздох, похожий на стон.
— Ты что, Дато, ранен? — спросил он, подползая к товарищу.
— Кажется, плечо задело.
— Сейчас перевяжу.
— Вовремя ты меня предупредил, Леван. С ней шутки плохи, с этой прыгающей смертью. Человека в решето превращает. И пляшет, проклятая, словно лягушка перед дождем. Терпеть не могу.
Он еще пытался шутить, Раинаули, но пока Леван перевязывал ему плечо, парень в кровь искусал губы. Было очень больно.
— Полежи немного, отдохни, а я посмотрю, что тут делается, — сказал Леван и, поправив наушники миноискателя, стал осторожно спускаться по склону.
Тихо скрипел недавно выпавший снежок. На холмах у немцев было спокойно. Только время от времени в небо взлетали ослепительные ракеты, и, чтобы немного развлечь себя и подбодрить, часовые постреливали из автоматов.
Миноискатель молчал, и у Левана несколько отлегло от сердца.
Он спустился к подножию холма, и тут неожиданно в мерное гудение, которое все время слышалось в наушниках, ворвался знакомый визг. И слева. И справа. И спереди… Повсюду мины… Очевидно, наши саперы не до глядели это препятствие, не все проходы очистили… А может, свежая «посадка» немцев. Но как бы там ни было, надо отсюда немедленно убрать мины. Пока не началась атака. Леван вернулся к товарищу. Раинаули сдержанно стонал и жадно ел снег.
— Пить хочешь? — спросил Леван, протягивая ему свою флягу с водой.
— Умираю, как хочу. Но, говорят, раненым нельзя давать воду.
— А ты пей сколько хочешь, — рассмеялся Леван, — тебе не опасно. Вот когда в живот ранят — тогда нельзя.
Он подождал, пока Раинаули напился.
— Внизу этих «лягушек» полным-полно, — сообщил он невеселую новость.
— Я так и думал.
— У них эти «лягушки» в одиночку не скачут.
— Ну что ж! Идем за людьми, — сказал Раинаули.
Надибаидзе посмотрел на часы: «Не успеем».
— Плечо очень болит, Дато?
— Обо мне не беспокойся. Как-нибудь доберемся.
Леван вздохнул и покачал головой:
— Нет, Дато. Пойдешь ты один. И ты должен во что бы то ни стало дойти. Скажешь капитану, колпак в развалинах будки.
Расстаться? Сейчас?.. Раинаули вдруг испугался и за себя и за Левана.
— Другого выхода нет? — спросил он.
— Думаю, что нет. Иди, Дато. Не будем терять времени.
Надибаидзе понимал, насколько ответственно его решение. Но он верил своему земляку Раинаули, да и надеялся на себя, на свой опыт, сноровку, на все то, что дали ему двадцать месяцев войны. Правда, обстановка сейчас сложная, но зато немец разбросал здесь мины наспех, не по очень хитрому плану. Он вывел Раинаули за минное поле.
— Давай поменяемся флягами, — неожиданно предложил на прощание Дато.
— Эх, жалеешь ты меня, братец, — с укоризной проговорил Надибаидзе.
— Да нет… Я в ходьбе и так согреюсь, а тебе тут до рассвета копаться в этом «дьявольском огороде». Озябнешь, и моя водочка пригодится.
Они обменялись флягами и расстались, чтобы уже никогда больше не встретиться.
Первую мину Леван нашел сразу. Он осторожно разгреб снег и землю и, когда обнаружились все три усика «лягушки», извлек запал.
Нелегко это делать ночью, на ощупь, одеревеневшими от холода пальцами. Но точность каждого движения Левана была доведена до предела.
Около часа он работал без всяких помех, только замерзли ноги. Хорошо бы поверх портянок навернуть бумагу, да где ее сейчас достанешь.
Ровно в шесть ударили наши орудия. Два снаряда, один за другим, разорвались возле железнодорожной будки. «Молодец Дато», — подумал Леван.
Небо на востоке побелело. Что это? Светает? А может, это отражение снега? Хотя бы на полчаса еще продлилась ночь.