Клинок инквизиции
Шрифт:
Грянул гром, сектанты с воем попадали ниц.
– Теперь я ваш Гроссмейстер, – провозгласил Сенкевич. – Признаете ли вы мою власть?
Согласились все.
– Отпускай, – кивнул Сенкевич.
– О дух Фурфур, поскольку ты старательно выполнил мои требования и был готов и имел желание прийти по моей просьбе, я позволяю тебе удалиться в свою обитель, не причинив вреда и не напугав ни человека, ни животного… – завел Клаус.
Вскоре демон исчез, оставив после себя лишь едкий серный запах.
– Встаньте, – приказал Сенкевич.
Он
Сенкевич глубоко вдохнул, снова почувствовал озноб и металлический привкус во рту. Как будто попробовал крови, густой, сладковатый запах которой исходил от распростертого перед ним тела. Пересилив дрожь, он громко произнес:
– Слушайте мой первый приказ. Я запрещаю приносить в жертву женщин и детей.
Глава шестая
Дан
Староста привел Дана с друзьями к небольшому деревянному домику на окраине деревни.
– Здесь. Они живут без мужчин. Мать и три дочери, еще маленький сын.
– Ты уверен? – спросил Энгель. – Без разрешения инквизиторов… хорошо если кнутом отделаемся, а то и в тюрьму пойдем.
– Скажешь, я приказал, – жестко ответил Дан. – У меня нет времени, надо выручать Андреаса.
Если ведьмы настоящие – а он убедился, что такие есть – схватит и притащит их к инквизиторам. Если же обычные бабы, извинится и пойдет искать дальше. Он постучал, ответа не последовало.
– Дома она, дома, добрые господа. Некуда ей деваться, она только ночами выбирается, колдует, да на кладбище, когда кого хоронят. Говорят, землю из свежей могилы берет для зелий, – сказал староста. – Вон, из окошка кто-то глядит. Просто Катарина никого в дом к себе не пускает, а люди ее боятся, вот и не ходят.
Дан изо всей силы заколотил по филенке – никто не открыл. Пинком вышибив дверь, он ворвался в дом, за ним вошли Ганс и Энгель. Староста благоразумно остался на крыльце, лишь иногда с любопытством заглядывал внутрь.
Им предстала мирная на первый взгляд картина: горел огонь в очаге, перед ним сидела на низкой скамье немолодая женщина в черном, помешивала в котелке что-то вкусно пахнущее. За столом три девушки чистили капустные вилки. В углу мальчик лет семи играл с деревяшками.
– Катарина Блау, ты подозреваешься в колдовстве и оборотничестве! Именем господа и приказом святой инквизиции ты должна ответить на мои вопросы! – нагло заявил Дан.
Женщина медленно обернулась, растянула тонкие губы в холодноватой улыбке:
– Я ни в чем не виновата, добрые господа.
– Это ты скажешь на допросе, если я сочту нужным отвести тебя туда. А сейчас покажи, где прячешь мазь для обращения в волка.
– Не знаю, о чем ты, добрый господин. Я бедная вдова, ращу детей, ничем дурным не занимаюсь…
– Лучше сознайся, – напирал Дан. – Твои соседи указали на тебя как на ведьму.
Происходящее нравилось ему все меньше. Ни Катарина, ни ее прижавшиеся друг к другу дочери не казались опасными, а он со своими угрозами выглядел полным дураком. Кажется, придется извиниться и откланяться, подумал он.
Неожиданно женщина подскочила, завыла, голыми руками выхватила из огня котелок с бурлящей похлебкой и размахнулась, целясь в Энгеля. Тот уклонился, рубанул мечом по руке Катарины. Кисть с зажатой в ней посудиной упала на пол, колдунья взвыла, схватилась за обрубок, из которого хлынула кровь. Вдруг лицо ее стало преображаться: под кожей проступили черные тонкие полосы, похожие на вены, из горла рвалось звериное рычание:
– Аг-х-х-х-р-р…
– Ганс, держи! – крикнул Дан.
Здоровяк крепко схватил ее под руки. Женщина выгнулась, задергалась в странном припадке. На губах появилась розоватая пена.
– Повелитель, хозяин мой, – гулким потусторонним басом проговорила она, – иже еси во Тартаре…
Энгель шепотом выругался:
– И что теперь с ней делать?
– Да пусть верещит, – пожал плечами Дан.
Несмотря на сложную ситуацию, он испытывал облегчение: подозреваемая найдена, Андреаса теперь отпустят.
Ведьма обернулась к Гансу:
– Будь проклят, святоша!
В ответ тот принялся громко читать «Отче наш». С каждым словом тело Катарины обмякало, лицу возвращались человеческие черты. Вскоре женщина лишь тяжело дышала, не в силах что-то произнести. Ганс оторвал от ее передника полосу ткани, перетянул обрубок руки. Вдова всхлипнула и мертво повисла на руках здоровяка. Ее дочери громко рыдали, вцепившись друг в друга.
– Видел, как в нашей церкви священник делал, – будто оправдываясь, сказал Ганс. – Бесноватых отчитывал.
Дан кивнул: похоже, в борьбе с ведьмами искренняя вера тоже важна. Жаль, он такой похвастаться не мог.
Энгель концом меча подцепил котелок, выворачивая на пол оставшуюся гущу, поворошил куски светлого мяса:
– Младенца варили.
Крошечные стопы и кисти рук распадались на тонкие косточки… Дан подавил тошноту. Он многое повидал за время службы в ФСБ – террористы, полуразложившиеся трупы, расчлененка, маньяки… но здесь был обыденный ужас, люди жили в нем. И самое жуткое – воспринимали его спокойно. Выходило, девицы, как минимум, знали, чем занимается милая мамаша.
– Дочерей тоже взять, – приказал он.
– Пригнись! – громко крикнули в ухо.
Следом Дана двинули в солнечное сплетение, он резко выдохнул и согнулся. Над головой что-то просвистело, раздался душераздирающий визг. Хватая ртом воздух, Дан выпрямился. В стене, на уровне его лица, дрожал тяжелый кухонный нож – настоящий тесак. По всему полу раскатились капустные кочаны, почему-то напоминая сейчас отрубленные головы. Возле стола Энгель боролся с девушкой, та вырывалась с неожиданной для женщины силой, скалилась и выла, словно сказочная баньши. Две другие дочери пропали. Наконец Энгель с силой врезал барышне в челюсть, девица обмякла и опустилась на пол.