Клинок Смерти-Осколки
Шрифт:
– Братуха, я думал, ты сгинул со своей революцией.
Братья обнялись и после Ефим спросил:
– Как ты, чем занимаешься, где живёшь?
– Да всё у меня хорошо брат. Живу я тут рядом в деревне под Смоленском, – отвечал скупо Прохор.
– А, как твои дела политические? Ты же вроде с анархистами дружбу водил? – ласкал память брата Ефим.
– Всё закончилось брат, – ответил Прохор. –
– Да, – ответил задумчиво Ефим, – вор я и дорога моя кровью полита. Тебе не надо со мной вместе быть. Я не желаю тебе такой жизни. Ты у нас в семье самый умный был, весь в отца.
– Ладно, брат, вижу, не хочешь ты на эту тему говорить. Прохор я, слышал, наверное? – резанул налётчик сердце брата жгучей правдой.
– Слышал я, погоняло это, – выдохнул Ефим мучительно, – значит и ты по дорожке этой пошёл. Я-то увяз по уши в грязи этой. Ладно, ежели ты порядок знаешь, приходи к Сивому, поделись интересами.
– Нет, Ефим, – ответил Прохор, – выслушай меня. Ты, брат мой, кровь моя, тебе я доверяю. Я на территорию Смоленска не претендую. Мне хватает и округи, тем более профиль у меня специфический, всё на колёсах, поезда подметаю. Ты, про меня не говори Сивому. Я с его интересами не пересекусь, слово даю, а то он, доверие к тебе потеряет. Всё, давай прощаться.
Прохор встал со скамьи и Ефим встал. Братья обнялись и каждый их них, пошёл своей дорогой, чтобы больше не встретится друг с другом.
За эти шестнадцать долгих, кровавых лет у Прохора из дружков остались только Факел и Казбек. Жили хорошо и тихо, делали налёты иногда, для пополнения своего достатка. Ходили культурные на вид, посещали ликбезы и диспуты. Не забывали и культурные заведения, прикидывались учёными, геологами. Так их научил Прохор.
Но, как говорится «Сколько верёвочке не виться, а конец найдётся». Менялось время, менялись люди. Страна ходила под Красными знамёнами и нещадно боролась с преступностью.
***
В Смоленске, в пивной Факел разговорился с мужиком одним. Тот мужик по фамилии Чумаков охранником работал в ломбарде. Водку тот охранник уважал и пиво пил с удовольствием в свободное от работы время. Сам бывший военный он после контузии работать особо не мог, хотя на вид был
Жалованье у Чумакова было не большое и конечно не на всё хватало в жизни. Пить спиртное ему не рекомендовали врачи, но он иногда позволял себе это и после бывали случаи, что в себя не мог прийти от приступов головной боли, но тяга к выпивке была сильнее, чем мысль о здоровье.
По пьяному делу Чумаков много чего мог рассказать и Факел выведал у него, что, да как в ломбарде делается, вроде, как бы из простого интереса и всё об этом рассказал Прохору.
1936 год Лето.
После рассказа Факела, Прохор подумал о брате и о том, как сказал ему, что дороги их с Сивым, не пересекутся. Факел подмывал его интерес, манил и говорил, что в последний раз можно взять такой куш, потом разбежаться по садовым товариществам.
Прохор понимал, что в случае провала ответ придётся держать за беспардонное поведение не только перед братом, но и Сивый по голове не погладит, Он решил ограбить заведение и исчезнуть из этого города.
При ломбарде был свой магазин и мастерская, вот в этом магазине и скопилось много выставленных на продажу золотых украшений, которые не выкупили граждане.
***
Директор ломбарда Вяликов Христофор Наумович, продавщица Светлана, охранник Сазонов и мастер ювелир Иванович, занимались каждый своим делом.
Иванович, в отведённом уголке ломбарда обрабатывал сданные гражданами повреждённые изделия на починку. Сазонов стоял у окна и причёсывал волосы. Там и причёсывать нечего было, но он прихорашивался.
Директор Вяликов вышел из своего кабинета и прошёлся по залу, приблизил своё тучное тело к витрине с украшениями и сказал продавщице:
– Надо сегодня после обеда магазин закрыть.
– Что так Христофор Наумович? – спросила Светлана.
– Мы вчера уже говорили на эту тему. У нас много скопилось изделий. Надо после обеда отсеять часть продукции, на которую нет спроса. Я передам изделия своему хорошему знакомому, директору ювелирного магазина в другом городе, может быть у него уйдёт товар наш залежалый.
Конец ознакомительного фрагмента.