Клоуны и Шекспир
Шрифт:
Замыкающими следовали, болтая на самые разные темы, Макаров и Неле. Вернее, говорил в основном Лёнька, а девушка, будучи от природы молчаливой, только старательно отвечала на вопросы и скупо рассказывала о повседневной жизни сонного провинциального Дамме.
– Спой песенку, – попросил Леонид. – У тебя очень хорошо получается.
– Какую?
– Ну, не знаю. Например, о любви.
– Хорошо. Как скажешь. Слушай…
Сакура где-то в предгорьях росла,Над тихой – горной – рекой.Она по поздней весне цвела,Громкий – нынче – прибой.Она – цвела. Восхищались все.Шелест – лент – на ветру.Ночью цвела – поклоняясь Звезде.Тихо цвела – поутру.Знойно лето пришло потом.Жажда – сильный магнит.Ливни ударили. Снова – потоп.Осень листвой шелестит.За осенью – тихо – входит зима.Льды сковали прибой.Тихо и нежно поёт пурга,Где-то рядом с тобой.Чахлое деревце на скале,Заледенело всё.И уснуло – в седом феврале,Словно – сердце моё.Но говорят – будет весна.Сакура вновь расцветёт…Ветер несёт – пустые слова.Сердце чего-то ждёт.Мне не дано – тебя понять.Тебе – меня – простить.Только весна умеет – ждать.Только шарманка – любить…Только весна умеет – ждать.Только шарманка – любить…– Очень хорошая песенка, – одобрил Макаров. – Красивая. Только я кое с чем не согласен. То есть, с одним утверждением.
– С каким?
– Мол: – «Только шарманка умеет любить…». Я, вот, тоже умею.
– Не уж-то? – притворно удивилась девушка, после чего, коротко улыбнувшись, пообещала: – Обязательно проверю…. Ой, отец с матушкой идут нам навстречу! Наверное, меня ищут. Ругаться будут…
Дорога в этом месте делала широкую замысловатую петлю, поэтому встречные пешеходы были как на ладони.
Черноволосый мужчина (лет сорока с небольшим), невысокий, но очень приземистый и плечистый, был одет в мешковатые тёмно-коричневые штаны и светло-серую холщовую робу. На ногах пешехода наличествовали неуклюжие деревянные башмаки, а на голове красовался бесформенный войлочный колпак.
Стройная женщина (визуально моложе супруга на несколько лет), была облачена в простенькое тёмное платье с оборками и рюшечками. Из-под кружевного чепца выбивались светлые прядки волос, а на ноги были обуты низенькие светло-коричневые замшевые сапожки, украшенные аккуратной чёрной бахромой.
«Клаас, судя по всему, является славным весельчаком и записным балагуром», – решил Лёнька. – «Хотя, сейчас выглядит очень озабоченным. И это понятно – дочка, как-никак, пропала…. Сооткин? Женщина, как женщина. Сразу видно, что очень добрая и покладистая. Только усталая. Видимо, приходится много работать…. Какие из Клааса и Сооткин, если что, получатся тесть и тёща? Поживём – увидим. Если, конечно, это самое – «если что» – случится…».
Через несколько минут повозка остановилась.
– Здравствовать вам, бродячие циркачи! – раздался мужской голос. – Хорошей дороги!
– И вам, мирные горожане, доброго дня, – ответил Тиль.
– Не видали ли вы возле канала молоденькую девушку с очень светлыми, почти белыми волосами?
– С ямочками на выпуклых щеках, как у меня? – дополнил звонкий женский голосок. – Это наша дочка.
– Видали, конечно. Даже разговаривали, – ехидно хихикнул невыдержанный Франк ван Либеке. – Она идёт по дороге. Немного отстав от нашего фургончика. Причём, не одна.
– С кем же?
– Похоже, что нашла себе женишка…
– Пошли, пока противный мальчишка не наболтал лишнего, – Неле втиснула свою крохотную ладошку в огромную Лёнькину ладонь. – Давай, обойдём повозку.
– Здрасте, – появляясь из-за фургона, буркнул Макаров. – Хорошая погода сегодня. Тёплая. Но особой жары пока нет.
– Хорошая, – покладисто согласился черноволосый мужчина, лицо которого было покрыто густой сетью морщин и морщинок. – Рад встрече, парни! Не видали ли вы поблизости молоденькую девушку с очень светлыми, почти белыми волосами? У неё ещё ямочки на щеках?
– Подожди Клаас. Помолчи немного, – пристально вглядываясь в спутницу Леонида (вернее – по сценарию – в спутника), попросила женщина, а ещё через две-три секунды спросила: – Нель, почему ты подстригла волосы? Для чего облачилась в мужскую одежду? Что это за бугай, который держит тебя за руку, словно имеет на это полное право?
– Неле? – запоздало прозрел мужчина. – Что происходит?
– Сейчас, уважаемые горожане, я вам всё объясню, – соскакивая с козел на землю, зачастил Даниленко. – Ничего страшного, клянусь августейшим Папой Римским, не происходит. Молодые люди сцепились ладошками? Не стоит заранее переживать. Это они от волнения. Мол, натерпелись всяких и разных страхов. Или там что другое, связанное с ночным девичьим гаданьем…. По поводу новой причёски и прочих элементах классического маскарада. Рассказываю…
И, понятное дело, рассказал – подробно, увлекательно и складно. То есть, как и всегда. Естественно – для пущей доходчивости – с элементами пантомимы и в лицах. Не забыв и о знаковом предсказании серебряной чаши с пеплом.
Иеф и Тит Шнуффий тоже приняли активное участие в этом красочном спектакле. То бишь, увлечённо бегали, прыгали и строили уморительные рожицы.
Только Франк ван Либеке изображал из себя капризного зрителя-пессимиста – беспрестанно морщился, кривился и изредка сплёвывал в сторону.
«Ему, скорее всего, Неле тоже приглянулась», – предположил Лёнька. – «Влюбился, понимаешь, с первого взгляда, причём, со всем юношеским сердечным пылом. А теперь слегка ревнует. Бывает, ясные венецианские зеркала…».
Наконец, повествование завершилось.
– Премонстранты – сволочи известные, – зло скрипнул зубами Клаас. – Ладно, перебедуем. Не впервой. Через недельку отвезу дочку к моему сводному брату Посту, проживающему на маленьком хуторе под Мейборгом. Он человек не бедный, Неле не будет ему в тягость. Поживёт два-три месяца и вернётся домой…. Спасибо вам, славные циркачи, за помощь! Извините, не знаю ваших имён.
– Я – ван Либеке, – с гордостью сообщил Франк. – А эти два клоуна – Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак. Да, те самые…. Надеюсь, не надо объяснять, кто есть кто?
– Не надо, – понятливо улыбнулась Сооткин и, с интересом посматривая на Макарова, подытожила: – Никогда не думала, что моим зятем станет упитанный ягнёнок, до краёв наполненный добротой…
«Всё верно», – мысленно признал Лёнька. – «Ведь, «Ламме», в переводе с фламандского, означает – «ягнёнок». А «Гудзак» – «мешок доброты»…. В принципе, я не против – быть добрым. Но только по отношению к хорошим и правильным людям. А, вот, местные жестокосердные козлы в рясах и митрах? Не, ребята. Извините, но – в данном конкретном случае – доброта отменяется. Не дождётесь…».