Клуб самоубийц. Черная стрела (сборник)

Стивенсон Роберт Льюис

Когда он не то пробудился ото сна, не то пришел в сознание, утренняя серость уже начала сменять ночную темень. Между деревьями суетился прохладный ветер, и, поскольку Дик все еще сидел на земле, едва разлепив глаза, он увидел какое-то темное пятно, раскачивающееся между ветками в нескольких сотнях ярдов от него. Небо постепенно становилось светлее, да и чувства начали возвращаться к нему, поэтому вскоре он наконец сумел понять, что же это такое. Это был человек, висевший на суку старого дуба. Голова его низко склонилась на грудь, но при каждом резком порыве ветра тело повешенного начинало

вращаться, а руки и ноги раскачивались из стороны в сторону, как у какой-то забавной игрушки.

Дик с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь и опираясь на стволы деревьев, подошел к этому страшному предмету.

Сук был примерно в двадцати футах над землей, и палачи затащили этого несчастного так высоко, что Дик даже не мог дотянуться до его сапог, а поскольку на голову был наброшен капюшон, узнать его было невозможно.

Дик посмотрел по сторонам и увидел, что другой конец веревки привязан к стволу усыпанного цветами молодого боярышника, который вырос под развесистыми ветвями старого дуба. Кинжалом, единственным оружием, которое у него осталось, юный Шелтон перерезал натянутую веревку, мертвое тело с глухим стуком рухнуло на землю и замерло беспорядочной грудой.

Дик поднял капюшон повешенного. Это был Трогмортон, гонец сэра Дэниэла. Недалеко он ушел от замка. Между пуговицами его дублета торчал краешек бумаги, которую, очевидно, не заметили люди «Черной стрелы». Дик вытащил ее и увидел, что это письмо сэра Дэниэла лорду Уэнслидэйлу.

«А ведь если мир снова переменится, – подумал он, – с помощью этого послания я смогу сделать так, что сэр Дэниэл попадет в немилость, или даже смогу отправить его на плаху».

Дик сунул письмо за пазуху, помолился над мертвецом и продолжил путь.

Он потерял много крови, поэтому с каждым шагом усталость его нарастала, в ушах звенело, ноги подкашивались, а мысли то и дело путались. Наверняка он много раз отклонялся от нужного направления, и все же ему удалось выйти на большую дорогу недалеко от Танстолла.

Грубый голос приказал ему остановиться.

– Остановиться? – слабым голосом ответил Дик. – Черт возьми, да мне бы хоть как-то на ногах удержаться.

И точно в подтверждение своих слов он покачнулся и упал на дорогу.

Из придорожных зарослей вышли двое мужчин. Оба были в зеленых куртках, с луками, колчанами и короткими мечами.

– Гляди, Лоулэсс, – сказал младший из двоих, – а ведь это Шелтон.

– Верно. Вот Джон В-долгу-не-останусь обрадуется, – ответил Лоулэсс. – Э, Гриншив, смотри-ка, а он никак в бою побывал? Из такой раны, что у него на голове, наверняка вытекло много крови.

– Да и на плече дырка, – прибавил Гриншив. – Кто это его так, как думаешь? Если кто-то из наших, он может молиться – суд у Эллиса будет короткий, а веревка длинная.

– Ну-ка подними этого щенка, – сказал Лоулэсс. – Давай мне его на спину.

Потом, когда Дика взвалили ему на плечи и он крепко взял его за руки, бывший монах-францисканец прибавил:

– Ты оставайся на посту, брат Гриншив. Я сам с ним управлюсь.

И Гриншив вернулся в придорожную засаду, а Лоулэсс отправился вниз по склону, держа бесчувственного Дика на спине и насвистывая.

Солнце

уже встало, когда он вышел из леса и увидел расположившуюся на склоне соседнего холма деревушку Танстолл. Все было тихо, но по обеим сторонам дороги, неподалеку от моста, расположился небольшой отряд лучников, всего человек десять, и, как только часовые заметили Лоулэсса с его ношей, они тут же начали вкладывать в луки стрелы.

– Кто идет? – выкрикнул их командир.

– Уилл Лоулэсс, разрази тебя гром! Ты что, не узнал меня? – недовольно бросил в ответ лесной разбойник.

– Назови пароль, Лоулэсс, – сказал лучник.

– Да чтоб тебе провалиться, дурья твоя башка, – рассердился не на шутку Лоулэсс. – Я ж тебе его сам передавал. Все вы с ума посходили, играете тут в войну. Солдат они из себя изображают! Когда я в лесу, то буду жить по лесным законам. А пароль тебе я назову: «Шиш вам, солдаты ряженые!»

– Лоулэсс, не советую так себя вести. Говори пароль, шут гороховый, – крикнул командир.

– А если я его забыл? – дерзко бросил Уилл Лоулэсс.

– Если ты его забыл (а я знаю, что ты его не забыл, будь ты проклят), я в твое брюхо кабанье сейчас стрелу всажу! – ответил первый.

– Вижу, ты шуток совсем не понимаешь, – сказал Лоулэсс. – Пожалуйста, вот тебе пароль: «Дакуорт и Шелтон». А в придачу еще и сам Шелтон у меня за спиной, и несу я его Дакуорту.

– Проходи, Лоулэсс, – сказал страж.

– А где Джон? – спросил бывший монах.

– Наверное, какой-нибудь очередной суд устроил или подать собирает, – крикнул кто-то из компании. – Он как будто всю жизнь только этим и занимался.

Так и оказалось. Когда Лоулэсс дошел до деревенской харчевни, он увидел Эллиса Дакуорта в окружении подданных сэра Дэниэла. Под присмотром своих лучников он со спокойным видом принимал у них деньги, отдавая взамен письменные расписки. По лицам крестьян было видно, насколько они недовольны, ибо они совершенно верно понимали, чем это для них обернется: от оброка сэру Дэниэлу это их ни в коей мере не освобождает, и теперь им попросту придется платить два оброка.

Едва узнав, что принес ему Лоулэсс, Эллис распустил оставшихся крестьян и с выражением величайшего любопытства и участия велел снести Дика в харчевню. Там юноше промыли и перевязали раны и простыми средствами привели в чувства.

– Славный парень, – сказал Эллис, сжимая его ладонь, – ты попал к другу, который знал и любил твоего отца, поэтому с таким же чувством будет относиться к тебе. Сейчас немного отдохни (я вижу, как несладко тебе пришлось), а потом расскажешь, что с тобой случилось, и, я думаю, мы вдвоем придумаем, как тебе помочь.

Немного позже, когда Дик, хорошо выспавшись, проснулся и почувствовал себя посвежевшим и взбодрившимся, хотя слабость все еще давала о себе знать, Эллис вернулся к нему и, сев у кровати, именем его отца попросил рассказать подробно о его побеге из Танстоллского замка Мот. В крепких плечах Дакуорта, в открытости его загорелого лица, в чистоте и проницательности взгляда было что-то властное, что-то такое, что сразу же заставило Дика повиноваться, и он рассказал от начала до конца все, что произошло с ним за последние два дня.