Клубничный Яд
Шрифт:
Я смеюсь.
— Оставь свои кастеты дома, Фитц. Не нужно пугать какого-то зануду-архитектора.
Хриплый смешок прерывает меня на полуслове.
— Так вот, я немного покопался в прошлом этого ботаника-архитектора. Оказалось, он был прирожденным убийцей в подпольных боях, когда ему было всего девятнадцать.
— Голыми руками?
— Черт побери, да. Говорят, он ходил по темной стороне улицы, как и мы. Может, это всё сказки, но слышал, что он убил своего отца и это сошло ему с рук благодаря связям с федералами.
Господи боже.
— Ты собираешься противостоять этому мастеру кулачных боев, Ребел?
— Нет. Но я собираюсь поговорить с ним на его языке, обратиться к истокам. Он изменил свою жизнь, теперь он жадный корпоративный тип. Уверен, ему не захочется иметь проблем с Хулиганами. Не в этой жизни. У него теперь жена и трое детей. Думаю, эта земля окажется непригодной для застройки.
Мой взгляд поднимается, чтобы найти Рыжую. Она бродит вдоль берега, останавливаясь каждый раз, когда волны накатывают, обнимая ее ноги до колен. Она приподнимает прозрачное парео до середины бедра, чтобы не намочить его, и смеется, как будто не ожидала этого. Как будто она не знает, что волны накатывают каждые несколько секунд. Это так невинно, и я снова в восхищении. В восхищении от своей жизни. В восхищении, что она моя, и я могу удержать ее.
Мой взгляд скользит по ее телу, от ее мокрых, шелковистых, оливковых ног до округлых бедер. Я замечаю ее округлые формы и следую по изгибу ее попки. Она поворачивает голову, и наши взгляды встречаются, как будто невидимая сила притягивает нас друг к другу.
Она машет, и ее длинные, клубничные пряди подпрыгивают на ее спине. Я не могу удержаться от мысли о том, как мои пальцы запутываются в ее волосах, пока я овладеваю ею, резко. Ее купальник смещен в сторону, ее прозрачное парео сдвинуто на плечи, пока ее округлая попка быстро ударяется о мои бедра, создавая тот звук, что заставляет меня входить в нее еще сильнее.
— Мне нужно идти, — хриплю я, пытаясь убрать накал в своем голосе.
— Ладно, но послушай…
Я сжимаю зубы, сцепляя челюсти.
— Ребел!
— Знаю, знаю, ты в отпуске. Но я просто хочу сказать кое-что, прежде чем мы отключимся. Я хотел поговорить с тобой до того, как ты уехал, но из-за всего, что случилось, не хотел забирать время у Бьянки. Она нуждалась в тебе.
Я провожу рукой по лицу и расслабляю мышцы. Следовало оставить телефон в вилле.
Между нами висит тяжелая тишина, и я догадываюсь, что последует. Если честно, я уже давно чувствовал, что этот разговор неизбежен.
— Ты думаешь, что я не замечаю, как ты отдаляешься от нас, — говорит Ребел. — Как будто мы не замечаем.
Мои губы поднимаются в маленькой улыбке, когда я вижу, как Бьянка смотрит на меня. Но мое внимание приковано к Ребелу, моему брату. За последние месяцы мы пережили многое. Мы потеряли столько, и перед тем, как Бьянка и я уехали, все скорбели по Финну. Да, я знал, что этот разговор состоится.
— Поверь мне, я не хотел говорить это, пока ты там, но хочу быть уверен, что когда ты вернешься, всё будет иначе…
Я молчу,
— Финн умер. Он погиб, защищая твою женщину. Он бы сделал всё, что ты попросишь. Мы все так поступим. Когда кто-то из нас в беде, мы готовы. Без вопросов, без объяснений. Это то, что мы, блядь, делаем! Мы — братья, Килл.
— Я знаю, Ребел, так и есть.
— Да… Братство. Мы живем им…
Я присоединяюсь к нему, завершая нашу мантру вместе:
— …мы умираем за него.
Ребел продолжает:
— Вот именно. Шон не будет жить вечно, мы это знаем. И даже с ним рядом, ты… — он замолкает, будто не хочет произносить эти слова, будто я их не приму. Но я уже знаю, о чем он скажет. — Ты следующий на очереди, Килл. Некоторые из нас слышали, как ты говоришь, что ты не Хулиган. Проклятье, я сам слышал. Ты представляешь, как это может задеть нас, когда знаешь, что мы готовы отдать за тебя жизнь в любой момент? Финн отдал. Он отдал, Килл.
Он прав. Во всём, что говорит, прав. Я отрицал, что я — Хулиган. Отвергал свою ответственность перед ними, думая, что мне никогда не понадобится эта братская связь. Я думал, что быть Жнецом, быть кровью Шона освобождает меня от неоговоренного пакта Братства. Что это ставит меня особняком. Но это не так. Потому что, когда мне нужна была их помощь, чтобы вернуть Бьянку, они пришли. Все пришли. И Финн погиб за это.
Ребел прав. Они — мои братья. Я — Хулиган, а теперь и Бьянка.
— И теперь, когда ты и Бьянка нашли друг друга… Все думают, что ты собираешься уйти.
— Нет, — я качаю головой, зная, что он не видит. — Я слышу тебя, Ребел. Я знаю. Финн был моим братом, ты — мой брат. Мы — семья. Я — Хулиган, до конца. Братство не заканчивается с Шоном. Мы живем по нему, мы умираем за него.
В трубке воцаряется тишина, и наконец он говорит:
— Хорошо. Тогда мы на одной волне.
— На одной волне, — подтверждаю я.
— Отлично. Теперь, поцелуй Бьянку за меня…
— Следи за своим поганым языком, — рычу я, посмеиваясь.
— Если серьезно, я рад, что вы там. Вам нужен был отдых. Просто возвращайся, готовым к работе, потому что Шон поручил обязанности Жнеца Гоусту, и он потихоньку сходит с ума от убийств.
Я не могу не рассмеяться. Гоуст может быть тихим, но я чувствую в нем пылающий гнев, который даже я не хочу видеть выпущенным на волю.
— Ладно, Ребел. Я пойду к своей женщине.
— Так и сделай. Увидимся, когда вернешься.
— До встречи.
Я кладу телефон на стол рядом с шезлонгом, как раз в тот момент, когда к нему подходит Бьянка.
— Кто это был?
— Ребел, — отвечаю я, протягивая к ней руки.
Она забирается ко мне на колени, мои руки скользят по ее ногам, пока она не обнимает меня за плечи, а я притягиваю ее за поясницу.
— Я нашла много песчаных крабов, — с энтузиазмом говорит она.
Я не могу удержаться от улыбки.
— Да? Что еще ты нашла, детка?
— Несколько ракушек, но я выбросила их обратно в воду, потому что они были разбиты.