Клубничный Яд
Шрифт:
Я поворачиваюсь и иду через главную комнату на кухню, затем вниз в подвал. Срывая ключ с гвоздя в стене рядом с дверным косяком, я отпираю дверь и толкаю ее.
Запах клубники сразу же атакует мои чувства, заставляя глаза закрыться на мгновение. Рыжая поднимает взгляд с кресла в углу комнаты, ее глаза сразу же встречаются с моими. Она сидит, скрестив ноги, с журналом «Men's Health» на коленях. Штора на маленьком окне над ней открыта, и полоска света заставляет ее рыжие волосы сиять. В отличие от предыдущих наших столкновений, сейчас ее волосы распущены. Они длинные и каскадом спадают по ее обнаженным плечам глубокими розовыми кудрями.
Образ того, как я оборачиваю
— Привет, — говорит она, ее тон удивительно тихий и спокойный.
Я держу дверь широко открытой.
— Пойдем.
Она улыбается и вскакивает.
— Ты отпускаешь меня?
— Нет, — мои пальцы сжимают ремень спортивной сумки. — Я перемещаю тебя в другую комнату.
— Что? — ее энергия меняется. Брови опускаются, и она делает шаг вперед. — Нет. Килл, я не хочу в другую комнату. Я не хочу оставаться, — она сокращает расстояние между нами и смотрит на меня снизу вверх, ее большие карие глаза моргают в панике. — Вот… — она хватает мою свободную руку, заставляя мои мышцы напрячься от желания. Она поднимает мою руку, проводя моими пальцами по пульсу на своей шее. — Я не шпион. Я не лгу. Я знаю, ты можешь понять, что я не лгу.
Я поглаживаю большим пальцем ее мягкую кожу, оборачивая пальцы вокруг задней части ее шеи, и делаю шаг ближе. Ее стучащий пульс бьется под моим большим пальцем равномерно. Она скользит своей рукой по моему запястью, пока я держу ее за шею, не отрывая глаз.
— Пожалуйста, отпусти меня… — шепчет она.
Она достаточно близко, чтобы я мог почувствовать ее вкус. Если бы я наклонился на дюйм, я бы ощутил ее губы на своих. Сжав заднюю часть шеи, я притягиваю ее ближе.
— Рыжая… — моя хватка на спортивной сумке ослабевает, и я еле сдерживаю себя, чтобы не обнять ее. — Я не могу.
— Ты не можешь что? — она поднимается на носочки, касаясь своим носом моего. — Коснуться меня? Ты можешь… Просто отпусти меня, и мы можем…
— Я не могу отпустить тебя, Рыжая. Это небезопасно…
Слова застревают в моем горле, когда Бьянка отталкивает меня. Ее тело отрывается от моего, оставляя вместо тепла холод и это напоминает время, когда я проводил дни в этой комнате без какого-либо контакта с внешним миром. Процесс, намеренно отключающий меня от эмоций, похожий на детоксикацию от жажды человеческого контакта и обыденного общения.
Я понимаю, что изоляция делает с ней. Знаю слишком хорошо — каждый этап, каждую минуту, до каждой мучительной секунды. Даже если она видит во мне что-то, что ее интригует, даже если ее тело желает меня больше, чем разум, она, вероятно, убьет меня, если представится возможность, чтобы инстинктивно схватить свою свободу.
Это при том, что она находится здесь даже меньше двадцати четырех часов. Я провел месяцы в этой комнате в одиночестве.
Мягкое и умоляющее выражение лица Бьянки теперь холодное и жесткое от гнева. Она отступает и начинает ходить по углу комнаты — это самое дальнее расстояние от меня, которое она может получить в таком маленьком пространстве, и я замечаю это. Сорок секунд назад моя рука на ее коже заставляла ее тело дрожать, теперь она испытывает отвращение.
— Пойдем, — говорю я без эмоций.
Она хватает свой свитер с кровати и кеды из-под тумбочки. Оставляя журнал выходит из комнаты как капризный ребенок и оглядывает подвал, который Финн тошнотворно называет «Зоной отдыха».
— Вверх по лестнице, — инструктирую я, стоя позади нее.
Она
Я бы хотел считать себя порядочным мужчиной.
Я хорошо отношусь к женщинам, в основном. Я держу двери открытыми, говорю «пожалуйста» и «спасибо». Всегда убеждаюсь, что они получают удовольствие как минимум два раза на один мой. Я не полный кусок дерьма. Но когда Бьянка Росси идет передо мной, одетая только в потертые джинсовые шорты, показывающие по одной ягодице с каждым шагом вверх по лестнице, нет силы на этой планете, которая могла бы оторвать мои глаза от ее задницы.
Это потрясающая задница. Она упругая, больше, чем обхват одной руки на каждую половинку. Я мог бы кончить в штаны, как подросток, только думая о том, чтобы вонзить в нее зубы.
— Поверни налево, — инструктирую я, поправляя свой полностью вставший член в штанах, когда она достигает вершины лестницы. — Дальше по коридору.
Мои глаза следуют за ее длинными оливковыми ногами до босых ступней. Глубокий розовый, почти красный лак на ногтях. Этот цвет, вероятно, называется «Сангрия» или «Малиновый сорбет» или какая-нибудь чепуха вроде того. Название, которое, если бы я знал его, преследовало бы меня во сне. Моя навязчивая натура позволила бы ее имени крутиться в моем мозгу, как в сушилке. Так же, как знание, что она пахнет клубникой из-за своей гигиенической помады, или шампуня, или, черт возьми, геля для душа, вызвало патологическую потребность чувствовать ее запах и только его.
— Второй этаж.
— Боже, — огрызается она, поднимаясь по лестнице. — Насколько велик этот дом?
— Он большой. Вторая дверь справа.
Она достигает вершины лестницы, поворачивает направо, затем идет ко второй комнате — гостевой спальне. Не уверен, что кто-либо, кроме случайного Хулигана, ночевал в этой комнате. Никто за всё время, что я жил здесь.
Комната ярче за счет больших окон и имеет выход на балкон, где она может подышать свежим воздухом. Балкон маленький и здесь настолько высоко, что если Рыжая попробует спрыгнуть с него, для того чтобы сбежать, то, вероятно, умрет. Я почти приветствую эту идею. Тогда у меня на руках не будет этой маленькой проблемы.
Но, что более важно, в комнате есть отдельная ванная. Она может принять душ и воспользоваться удобствами без чьей-либо помощи.
Точнее сказать: у Хулиганов теперь нет причины входить в эту комнату, если только они не приносят ей еду — что я буду делать сам с этого момента. Проблема безопасности решена. Проблема моей чертовой рассудительности только увеличилась в десять раз.
Бьянка оглядывается, напряженные черты лица расслабляются. Ей нравится комната. Удовольствие, которое это мне приносит, — отвратительно.
Я бросаю спортивную сумку на кровать размера «queen-size».
— Здесь кое какие вещи для тебя. Одежда большая, потому что она моя, но закатай ее или что там вы, девушки, делаете, когда носите вещи своего парня.
Она ставит руки на бедра и поднимает бровь, напоминая мне о моих собственных словах.
— Ты знаешь, что я имею в виду, — я поворачиваюсь к двери. — Прими душ, сделай свои дела, что ты обычно делаешь. Я приготовлю тебе обед. У тебя есть пищевая аллергия?
— Только на придурков.