Кляча в белых тапочках
Шрифт:
– Ой! – проснулся Колян. – Кыся, ты что делаешь?
Я не успела ничего объяснить. Лицо мужа расплылось в довольной улыбке.
– А, знаю! – сказал он. – Ты решила порадовать изголодавшегося супруга веселыми сексуальными играми? Я совсем не против, но, может быть, ты возьмешь вместо свечи что-нибудь такое, что не причинит мне боли? Я не мазохист!
– И я не садистка, – согласилась я, поспешно задувая свечу.
Заодно поднесла к уху трубку мобильника и услышала длинные гудки. Очевидно, деликатный Моржик отключился.
Пробудившийся Колян, исполненный самых игривых желаний, побежал на кухню, чтобы
– Послушай, ты не знаешь, как называется секусальное извращение, при котором человек любит слушать, как другие занимаются любовью? – грустным голосом спросила Ирка.
Я не знала и переадресовала вопрос Коляну.
– Может, аудиоризм? – предложил он новый термин. – Вуайеристы – это те, кто смотрит. Пусть аудиористами будут те, кто подслушивает!
Я передала сказанное Ирке. Она тоскливо вздохнула и призналась, что ей, в принципе, глубоко плевать, как это называется. Гораздо больше ее интересует, можно ли от этого вылечиться и как именно. Оказывается, четверть часа назад она встала с постели, чтобы попить водички, и застукала на кухне полуголого Моржика с приклеенной к уху телефонной трубкой. В трубке, которую ревнивая Ирка у супруга тут же отняла, раздавались какие-то подозрительные звуки.
Смекнув, в чем дело, я поспешила успокоить расстроенную подругу. Наверняка именно в этот момент Моржик по телефону отслеживал мои эротические упражнения с горящей свечой! Недоразумение разъяснилось, и Ирка повеселела. Воспользовавшись моментом, я попросила ее прояснить заодно и темную историю с загадочными бородавками. Кто, в конце-то концов, покрылся черными горошинами?!
Ирка, которой об этом ничего не было известно, страшно встревожилась. Она решила, что ее любимый Моржик порос бородавками и ничего ей о них не сказал. И подруга поступила так же, как часом ранее я сама: пошла осматривать спящего мужа, вооружившись осветительным прибором. С той разницей, что в моем случае это была свеча, а в Иркином – массивный торшер на длинной ножке.
Ирка осторожно оголила почивающего Моржика – мы с Коляном были в курсе происходящего, потому что подруга комментировала свои действия по сотовому.
– Баба, баба! – с мукой в голосе неожиданно пробормотал спящий.
Ирке это не понравилось, и она занесла над мужем торшер. Чтобы лучше видеть его артикуляцию, не более того! Но внезапно пробудившийся Моржик, очевидно, превратно истолковал намерения супруги.
– Ой! Не надо! Я больше не буду! – испуганно воскликнул он.
Мы с Коляном тоже это слышали и замерли в ожидании дальнейшего развития событий. Даст ему Ирка торшером прямо сейчас или сначала все-таки выяснит, о каких именно бабах идет речь?! Наше любопытство осталось неудовлетворенным:
– Я перезвоню, – металлическим голосом пробряцала Ирка в трубку. И отключилась.
Гадая, что такого натворил Моржик, чего впредь обещал не делать, мы с Коляном закипятили воду в чайнике и сели пить чай с медом. Напрочь забыли, что предполагали использовать его совсем для другого!
– Ничего, у нас еще есть вишневое варенье! – заглянув в холодильник, сообщил Колян.
– Оно с косточками! – возразила я.
– А я люблю косточки! – С этими
Я пискнула, и тут же очень похоже пискнул телефон. Звонила Ирка. Чтобы сказать, что с Моржиком она разобралась.
– Боюсь спросить, как именно! – прошептал Колян, прислушиваясь.
Сотовый я держала в руке так, чтобы мы оба могли слышать Ирку. Оказывается, когда она неожиданно разбудила мужа, ему снились снежные бабы. Очень холодные, что означало (по Фрейду и по Моржику) – абсолютно фригидные. Стало быть, и ревновать не к чему. Моржик ничего плохого не делал, мирно спал и во сне видел себя маленьким шалуном, укравшим у снеговика морковку. Ирку с торшером он спросонья принял за разгневанную ледяную бабу со снегоочистительной лопатой наперевес, потому-то и обещал, что больше не будет. В смысле, не будет красть морковки. Во всяком случае, у снеговиков.
– Послушайте, а что же с бородавками-то? – Я еще не забыла, с чего все началось.
Оказалось, что с бородавками все нормально. Нет никаких бородавок! За эти самые бородавки Моржик принял нашлепки из запаренного в кипятке «Бородинского», которые Ирка налепила на задницу моему персидскому коту.
– Это еще зачем? – громко удивился Колян.
По его лицу было видно, что его снова посетили мысли о применении в эротических целях разнообразных подручных средств.
Оказалось, ничего сексуального, боже упаси! Просто Ирка вечером попыталась избавить от колтунов слегка запаршивевшего перса. Где смогла – расчесала свалявшуюся шерсть, где не смогла – выдрала несколько клоков. А на образовавшиеся розовые проплешины по моему совету прилепила хлебные компрессы. Чтобы поскорее выросла новая шерсть, чистая и шелковистая. А Моржик решил, что это уродливые черные бородавки и, в свою очередь, захотел кота подлечить. Но теперь уже не хочет, потому что понял, что ошибался.
– И где у Тохи эти самые бородавчатые проплешины? – огорчившись при мысли о том, что экстерьер породистого зверя надолго испорчен, спросила я.
– На задних лапах. Но они уже отвалились, – легко ответила Ирка.
Я вообразила бородавчатого перса с напрочь отвалившимися задними лапами, схватилась за сердце и села мимо табуретки.
– Кыся, выпей водички и успокойся! – Колян поднял меня и сунул мне в руку дымящуюся кружку.
Я хлебнула кипятку и закашлялась. Обнаружившийся в трубке мобильника Моржик предупредительно сообщил, что он знает превосходное народное средство от кашля. Надо натереть редьку с медом…
– Мед кончился, – сквозь мучительные хрипы сообщила я.
– А редька осталась! – веско сказал Колян, успевший заглянуть в ящик для овощей.
Он извлек оттуда крепкую беленькую редьку и смотрел на нее с опасным прищуром, выдающим особый интерес. Наверное, размышлял, нельзя ли использовать этот овощ в наших сексуальных играх.
Мы наконец распрощались с друзьями и закончили телефонные переговоры. Но никаких сексуальных игрищ не получилось, потому что тут проснулся Масянька. Попросил пить, залпом выпил мой остывший чай, закусил печеньем, залез к папе на ручки, спел сам себе колыбельную и снова уснул. Я посмотрела на часы: второй час ночи. До подъема оставалось всего пять часов, и мы с Коляном единогласно решили провести их с максимальной пользой – поспать. Если дадут.