Кляча в белых тапочках
Шрифт:
Я выключила мобильник, и мы отправились почивать. И снились мне разные странные вещи, из которых я запомнила одну только шапку-ушанку из лакированной соломки. К чему бы это?
Пятница
– К чему может сниться соломенная шляпка? Наверное, к потеплению, – пожал плечами Колян поутру, когда я рассказала ему свой ночной сон.
– Да ведь не шляпка, а шапка! С ушами, завязанными под подбородком! – возразила я.
– Тогда к похолоданию, – философски сказал муж.
– Ха! Ха! – громко завопил Масянец, который мирно сидел на полу в кухне, ритмично колотя крышечками по кастрюлькам.
– Он что, смеется над моими словами? – удивился Колян.
– Ха! – громче прежнего крикнул ребенок, пробегая мимо нас к столу, на котором я минуту назад аккуратной стопочкой сложила разбросанные по квартире детские книжки.
Малыш ловко выдернул большую тонкую книжку из основания стопки, и вся пирамида посыпалась вниз.
– Ха! – повторил Масянец, протягивая мне сборник детских стихов и от нетерпения подпрыгивая на месте.
– Ха – это шапка, – терпеливо объяснила я Коляну. – Мася букву «ша» не выговаривает.
И я с выражением продекламировала:
Матросская шапка, веревка в руке, Тяну я кораблик по быстрой реке. И скачут лягушки за мной по пятам, И просят меня: «Прокати, капитан!»– Ка! – с непомерно возросшим энтузиазмом завопил малыш.
– Ка – это…
– Это я и сам знаю! – отмахнулся Колян. – Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля!
– Бля! – в полном восторге выкрикнул ребенок.
– Гм… Что-то я не знаю таких стихов! – напрягся Колян. – Кыся, кто научил нашего ребенка ругательному слову?
– Понятия не имею! Наверное, в каком-то стишке есть слово «блямба» или «бляха»…
– Бля-а! – хохоча, малыш повалился на ковер, ползком переместился в угол и вытащил из-за длинной, до полу, занавески, красивую шестигранную коробку из картона, обтянутого сверкающей малиновой бумагой.
Уж и не помню, что было в этой коробке, какой-то новогодний подарок, наверное. Подарка давно уже и след простыл, а коробка сохранилась в кладовке, где я ее случайно обнаружила и отдала Масяньке. Ему она очень понравилась, такая яркая и блестящая…
– Блестящая! – Я размашисто хлопнула себя по лбу. – Ну, конечно! Вчера я говорила малышу, что коробка блестящая, а он, как обычно, смог повторить только первый слог!
– Бля! – подтвердил Масянец, пытаясь запихнуть в коробку плюшевого мутанта-бурундука (синеглазого, розовощекого, с красным хвостом и с огромным орехом в лапах. Орех был синего цвета. Наверное, радиоактивный).
В знак протеста против учиненного над ним насилия бурундук затянул унылую песню, в которой с трудом можно было узнать мультяшный хит про облака – белогривые лошадки. Спрятанные в бурундучьем нутре батарейки разрядились, и короткий куплет бодрой песенки превратился в получасовое тоскливое хрипение.
Я поморщилась.
– Впредь надо быть поосторожнее с многосложными словами, – проворчал Колян. – Выбирай те, которые не содержат сомнительных звукосочетаний. Не произноси при ребенке слова типа «блямба» или «художник». Во всяком случае, пока он не научится произносить больше, чем один первый слог!
– Блямля! – Малыш тут же расстарался на двусложное слово.
Я посмотрела на мужа с укором.
– Ну, я пошел! – Колян поспешил ретироваться.
– Кака-кака! – закричал Мася с ударением на втором слоге.
– Пока-пока! – перевела я.
Колян плотно прикрыл за собой дверь и умчался прочь.
– Колюша, давай соберем игрушечки, помоем посуду, постираем твои трусики и колготки и пойдем гулять, – сказала я ребенку, уже не в первый раз за утро собирая в кучу книжки.
В разгар наших праведных трудов пришла няня, я быстро, как солдат по сигналу тревоги, оделась и убежала на работу. О, как же я люблю трудиться!
– Делать нечего, придется отправить материал в корзину! – огорченно сказал мне Дмитрий Палыч вместо своеобычного «здравствуйте».
– Какой материал? – насторожилась я.
– Твой, про старушку-юбиляршу. Надеюсь, ты еще не успела его смонтировать?
– Собиралась сделать это сегодня, – я нахмурилась. – А почему вы решили выбросить сей материал? Хорошая съемка, любопытная тема, я бы сделала интересный сюжет!
– Не сомневаюсь, – Дмитрий Палыч развел руками. – Но обстоятельства таковы…
– Бабулька наша вековая померла, – влез в наш разговор ошивающийся поблизости Вадик. – Двинула кони, так некстати! Нет, чтобы в понедельник окочуриться или даже в воскресенье, уже после выхода программы! Ей, видите ли, приспичило откинуться вчера! Надо же, целых сто лет прожила, не могла еще пару дней потерпеть!
– Капитолина Митрофановна умерла? – ахнула я.
И замолчала, не зная, что еще сказать. Нехорошо это, не по-христиански, но, кроме Вадиковой бестактной реплики «Как некстати!», ничего не приходило в голову.
– Со святыми упокой, – кивнул Вадик.
– Надо говорить: «Царствие небесное!» – наставительно поправил его Дмитрий Палыч.
– Оно самое, – легко согласился оператор.
С размаху плюхнувшись на плюшевый круп диванчика, он похлопал по сиденью рядом, приглашая меня присоединиться, потом сложил руки на коленках, как примерный мальчик-детсадовец, и фальшиво-кротко спросил главного редактора:
– Ну, и чем же прикажете нам заниматься?
Дмитрий Палыч смущенно кашлянул.
– Ну… Работа найдется. Вот через час будет брифинг в краевом ГУВД, что-то по поводу незаконного хранения оружия. Сбегаете на съемочку, сделаете сюжетик в новости.
– Сюжетик в новости! – с надрывом повторил Вадик. – Банальная информашка о суровых милицейских буднях вместо увлекательного и общественно полезного репортажа о старейшей жительнице нашего города!
– Хватит дурачиться, – одернула я клоуна. – Брифинг так брифинг. А отснятый на юбилее Капитолины Митрофановны материал я попрошу монтажера согнать на обычную видеокассету и отвезу родственникам покойной. Все-таки это память, думаю, им будет приятно получить запись.