Клятва на крови
Шрифт:
— Замерзнуть бы, — тоскливо прошептала Сигрид. — Стоять вот так, как статуя, и ледяным изваянием никогда не таять. Может, тогда не было бы так грустно?
— Уйти от боли все равно не выйдет, милая, — гномка нежно потерла ее пальцы, согревая их. Кожа у нее была горячая, как у всех представителей подгорного племени. — Ты сама здорова, твой брат и твоя сестра живы, твой отец огорчен, но невредим. Все у тебя еще будет. И мой сын у тебя будет, это я тоже могу обещать.
Сигрид невольно вспыхнула, покраснев до корней волос, и потупилась. Гномка тихо, по-матерински рассмеялась, глядя на нее.
—
Сигрид понимала, о да! За то время, что они провели в закрытом, чумном городе, где многие обреченные заживо разлагались, Фили стал ей еще ближе. Юношеская глупая влюбленность осталась там, на пепелище разоренных селений, и Сигрид чувствовала, что отношение к ней старшего принца Эребора тоже изменилось. Он все еще смотрел на нее как на маленькую девочку, но теперь в его глазах появлялось что-то, похожее на восхищение.
Дочь Барда представила, как под покровом ночи будет лежать в объятиях своего принца, а потом подумала, как годы спустя сядет рядом с ним на трон. Сигрид не знала, сможет ли быть королевой, но она определенно хотела попытаться.
Дис будто прочла все ее мысли по лицу — и усмехнулась.
— Вот и славно, — подытожила она. — Принуждать тебя не станут, ты не рабыня, но если захочешь выйти за Фили, он явно не будет против.
Они постояли еще немного, держась за руки, как лучшие подруги. Сигрид и впрямь чувствовала себя так, будто рядом с ней была матушка — не та добрая женщина, что смутно помнилась из детства, но такая же сильная и готовая помочь. И на сердце принцессы стало чуть полегче.
Дис вдруг ухватилась за холодный камень, перегнулась через бойницу, хмуря темные брови.
— Что там еще? — тревожно пробормотала она. Сперва Сигрид не поняла, что привлекло внимание сестры Короля-под-Горой, но потом догадалась: стало слишком тихо. Ветер все так же свистел вокруг, пробирая до костей, но не слышно стало голосов стражи, перекликающихся на посту, ни далекого ржания из королевских конюшен, ни даже звона молотов. Уж это было и вовсе из ряда вон: в Горе всегда было шумно, в ее чреве кипела жизнь, и стук молотов был неотъемлемым его признаком. Что должно случиться, чтобы перестали трудиться кузнецы?
Ответ женщины получили почти сразу же. Где-то на неимоверной глубине, далеко под их ногами, вдруг раздался тяжкий гул. Это походило на стон самой земли, уставшей от непосильного бремени.
Гора содрогнулась от корней до вершины, и в ее недрах нарастал грохот.
— О нет! — прошептала Дис, расширенными глазами глядя на дрогнувший склон. Огромные снеговые шапки, что почти никогда не таяли до конца, теперь с шумом и грохотом катились вниз, набирая силу.
Схватив Сигрид за руку, принцесса гномов бросилась вместе с ней внутрь Горы — быть может, там тоже было опасно, но там хотя бы оставался шанс уцелеть.
Едва женщины ушли с крепостной стены, торопливо сбегая по длинной лестнице вниз, как их оглушил невероятный грохот. Гора дрожала изнутри и тряслась, как пробуждающийся по весне зверь, который отряхивает с себя сон и разминает лапы.
Перед воротами метались воины и рабы, пытаясь укрепить створки. Сигрид в ужасе поняла, что опасность пришла не только изнутри, но и снаружи: в окованные сталью створки с чудовищной силой ударился таран.
Все, кто находился снаружи и ухитрился не погибнуть под снежной лавиной, сошедшей с вершины Горы, увидели страшную картину. Со всех сторон — от темного леса, от холмов, даже со стороны пепелища людских городов — катилась черная волна. Огромные, закованные в грубые доспехи орки один за другим приближались к Эребору, прикрывшись широкими щитами и выстроившись в длинный клин. В середине этой жуткой шеренги и прятался чудовищный таран с тяжеленной верхушкой.
Спустя всего несколько минут после катаклизма таран уже ударился о врата. Стражники не могли сейчас подняться к бойницам, чтобы осыпать врага стрелами — слишком опасно было находиться на трясущемся, осыпающемся склоне. С вершины к подножию катились огромные валуны. Они давили и нападавших, но на место одного орка тут же вставал другой.
Над землей, разрывая уши слушателей, поплыл тоскливый, тяжелый, долгий вой. То ли клич, то ли рычание, он был низким и протяжным, как волчий, но куда громче. Сотни орочьих глоток издавали его — на одном дыхании, непрерывно и жутко. От этого клича волосы вставали дыбом.
Орки пришли убивать. Долгие годы гномы отбрасывали их от своих владений и одолевали своими силами или с помощью союзников-людей. Но теперь, когда от Дейла и Эсгарота остались головешки, а Гора предала своих детей, у орков появился прекрасный шанс взять реванш. И они намерены были им воспользоваться.
***
Бильбо, разбуженный ужасным грохотом и криками снаружи, едва не скатился с постели. Еще толком не сбросив ночные грезы, он уже понял: произошло нечто ужасное. Еще несколько месяцев назад бывший сквайр поспешил бы найти укрытие и предоставил бы местным воинам разбираться в случившемся. Но теперь, когда он столько пережил, мысль о том, чтобы спрятаться, даже не посетила его голову.
Торина рядом с ним, конечно, уже не было, но это было и к лучшему. Бильбо быстро облачился в легкий доспех — носить на себе те фунты железа, которые гномы называли боевым облачением, он так и не приучился. Приторочил к поясу короткий меч — то самое Жало, не раз уже ему пригодившееся. В голове было как-то пусто и легко, все стало кристально ясным и четким. Наверное, именно так гномы чувствовали себя перед важной битвой: есть ты, есть враг — и надо просто остаться в живых, убив как можно больше врагов.
Все вокруг дрожало и ворочалось, будто Одинокая старалась вытряхнуть гномов из себя. Бильбо, стиснув зубы, выскочил из королевских покоев и начал пробираться через толпу людей и гномов, которые сновали туда-сюда. Кто-то вооружался, кто-то, быть может, собирался спасаться — хоббита это не волновало. Его боль и ужас схлынули, как проходит болезнь, и он даже не обращал внимания на ноющее тело — результат вчерашнего грубого обращения с ним Торина.
Короля и его ближайших советников он нашел только после того, как отловил одного из рабов и хорошенько наорал на него, приводя паникующего беднягу в чувство.