Клятва при гробе Господнем
Шрифт:
Начался ужин, и русское разгулье развеселило сердца всех. Шемяка не утерпел: он пересказал Старкову, как хороша, как разлюбезна его невеста; с громким кликом осушены были кубки за ее здоровье.
— Ну, Чарторийский, видишь ли, что заяц по-пустому перебежал нам дорогу, при выезде из Кубены? — сказал Шемяка, оставшись с ними наедине. — Завтра мы в Москве, и не знаю, что-то говорит мне, будто с завтрашнего дня начнется истинное мое счастье! Такое веселье бывает недаром — давно не был я так весел и доволен.
"Кем, князь: собою или другими?"
— И собою и другими. Вижу, что правда светлая побеждает все и всякого: и самый подозрительный брат мой, Великий князь, не смеет не уступить доверчивому желанию добра и мира, которое ведет меня в Москву. Он чествует и принимает меня, как дорогого своего гостя, ждет не дождется и высылает на дорогу встречать и угощать. Я худо было поверил ласковому поздравлению, которое прислал он мне в Заозерье. Недоверчивость, чувство неприязни отравляли все часы моей радости. Будущее темнело передо мною, как туча осенняя. Теперь все ясно — и в сердце и в судьбе моей. Что ты кряхтишь, Чарторийский? Аль жесток тюфяк разостлали тебе хозяева наши? — спрашивал Шемяка, беспечно протягиваясь на мягком тюфяке своем, покрытом медвежьею кожею.
"Нет! мягко лежать, князь, да под голову лезет жесткая дума".
— Еще сомнения? Или ты боишься в самом деле кубенского зайца.
"Нет! я никогда, ни в чем не сомневаюсь, князь, потому, что никогда не думаю о завтрашнем дне, но, признаюсь тебе…"
— Что?
"Не нравится мне твоя поездка в Москву. К старому врагу надобно ходить, как в берлогу медвежью, с рогатиною в руках. Не любится мне, что ты явишься у него, как слуга его, когда мог бы его позвать к себе, как ровню. Я, на твоем месте, поехал бы в Дмитров к Василию Юрьевичу и оттуда звал бы на свадьбу Великого князя. Там надежнее мириться, где, слыша недоброе слово, можно ухватиться за бердыш… Впрочем, так что-то вздумалось мне говорить тебе… Поздно робеть, когда до Москвы остался один переезд".
Шемяка не отвечал: он уже спал крепко.
Не прошло двух часов после того, как заснули Шемяка и сопутник его, дверь тихо растворилась, несколько человек вооруженных воинов вошло в избу, осторожно светя глухим фонарем. Старков следовал за ними. Тихо подошли они к оружию, сложенному на столе Шемякою и сопутником его, и схватили это оружие. Тут несколько человек бросились к Шемяке, несколько к Чарторийскому и уцепились им за руки и за ноги.
— Что? — тихо спрашивал Старков. "Не выскочат!" — отвечал один воин.
— Подавай же огня! — вскричал Старков, растворяя дверь в сени. Там стояло множество воинов с зажженными фонарями.
Едва мог опомниться Шемяка. Раскрывая с трудом глаза, еще отягченные сном, он не понимал: во сне или наяву видит он избу, освещенную огнями, и толпу вооруженных воинов. Он хотел перевернуться, не мог, и только тогда заметил, что несколько сильных воинов держат его крепко.
— Чарторийский! спишь ли ты, или нет? Что это такое?
"Не сплю, князь Димитрий Юрьевич, да пошевелиться не могу — меня держит дюжина здоровых рук".
— Князь Димитрий Юрьевич! — сказал тогда Старков, выступая вперед, — от имени Великого князя Василия Васильевича объявляю тебя пленником.
Шемяка не отвечал ни слова. Он безмолвно смотрел на всех, окружавших его, и наконец сказал с негодованием: "Да воскреснет Бог! Какой дурной сон мне грезится! Кажется, я не много выпил с вечера".
— Изволь вставать, князь Димитрий Юрьевич, и прошу пожаловать за мною, — сказал Старков, сам сторонясь за своих воинов.
"Неужели это не сон? — вскричал Шемяка, стараясь пошевелиться. — Прочь от меня! Эй, ты, боярин Старков, или сам черт в его образе! вели отпустить меня этим бесам, а не то я не оставлю в вас живой души — с людьми управлюсь мечом, с чертями крестом!"
— Прошу не буйствовать, князь Димитрий Юрьевич, или я принужден буду употребить силу.
"Силу?" — И с этим словом кровь вскипела в жилах Шемяки. Как бешеный, рванулся он, вырвался из рук державших его воинов, вскочил и бросился к столу, где лежал меч его. Воины кинулись снова схватить его — стол полетел вверх ногами.
"Меч мой! — громко закричал Шемяка, — вставай, Чарторийский! это разбойники!"
— Воины! схватите князя! — закричал Старков, отступая к самым дверям.
"Прочь!" — загремел Шемяка, ухватил скамейку, стоявшую подле стола, и от одного размаха полетело с ног несколько человек.
— Князь! сопротивление бесполезно! — сказал Старков, — я кликну еще сто человек; ты безоружен — щади жизнь свою.
"Князь Димитрий Юрьевич! — сказал Чарторийский, — и я примолвлю: сопротивление бесполезно. Думать было в Кубене, думать было в Ярославле, а теперь поздно…"
Шемяка опустил на пол скамейку, бывшую в руках его; тяжкая печаль изобразилась на его лице. Никто не смел к нему подступить.
Безмолвие продолжалось с минуту.
— Говорите после этого, что добродетель есть на земле, что правда есть в мире! — сказал тихо Шемяка. — Ах! Софья моя, Софья! Ах! Князь Димитрий Васильевич! если бы вы теперь были здесь и знали!
"Князь! — сказал Старков, — прости меня: я исполняю повеления своего государя; не увечь без надобности невинного народа, а я поклянусь тебе, что никакого зла причинено тебе не будет!"
— Поклянись! — сказал Шемяка, обращаясь к нему с горькою улыбкою, — ну, поклянись, я послушаю!
"Вот тебе Бог порукою, и святая икона Владимирская, что жизнь твоя сохранится, и что мне велено только отвезти тебя в безопасное место и держать под стражею до дальнейшего повеления".
— А что это такое: безопасное место? Могила что ли? Видно, что до этого безопасного места любезный братец мой, Великий ваш князь, не думает уладить добром!
"Сохрани нас, Господи! мне повелено тебя чествовать и хранить".
— Откармливать на убой? Ха, ха, ха! — Опять все вамолчали.
— Слушай, — сказал Шемяка, идя к Старкову, — слушай… — Старков боязливо пятился от него. — Не бойся! — сказал Шемяка, — слушай мое препоручение, слушай же: если ты станешь посылать в Москву и доносить о поимке меня, то вели сказать брату, что скорее борода вырастет у него на ладони, нежели я помирюсь с ним; скажи ему, что он… выдумай самое непримиримое слово, — воскликнул Шемяка, схватя за руку Старкова и сильно сжимая ее, — скажи ему это слово от меня и прибавь к тому, что он изменник, обманщик, трус… Давайте мне одеваться! Готовы ли палачи твои, боярин?