Клятва при гробе Господнем
Шрифт:
"Поверь мне, князь…"
— Верю, всему верю, потому, что в роде нашем все бывало — и резали друг друга, и в тюрьмах душили, и глаза вынимали… Ба! Свирестель! ты ли это? — сказал Шемяка, увидя одного из воинов, — и ты здесь?
"Здесь, батюшка-князь!"
— Тебя не желал бы я встретить здесь: как мог ты принять на себя должность моего спекулатора? Помнишь ли ты битву у Николы Нагорного: я размозжил было тебе голову — ты закричал мне: "Пощади — у меня трое сирот!"
"Батюшка-князь!" — вскричал Свирестель, бросаясь целовать руку Шемяки, со слезами.
— Спасибо, хоть добро помнишь. Князю твоему уступил я целое царство, а он забыл это. Пояс мой! А меча мне не отдадут?
"Князь…" — сказал Старков, запинаясь.
— Ну, хорошо, хорошо! Смотрите только, чтобы он не заржавел. Отпустите же теперь Чарторийского. Старков! могу, ли я написать несколько слов, или послать кого-нибудь к моему будущему тестю?
"Князь…" — сказал опять Старков, в замешательстве.
— И этого нельзя? Хорошо. Готов ли ты, Чарторийский? Пойдем!
Шемяка вышел в сени. Толпа воинов занимала всю улицу; лошади были уже готовы; сторонясь, когда проходил Шемяка, один из воинов чем-то загремел; быстро взглянул на него Шемяка; воин что-то прятал позади себя; Шемяка сильно повернул его и увидел — железные кандалы!
— Видно, это кушанье не было готово ко вчерашнему ужину? — сказал он, обращаясь к Старкову.
Старков молчал.
— Подай мне их — я положу их с собою! — сказал Шемяка, схватывая кандалы, и скорыми шагами пошел к саням, сказав: — Будет время, когда звон этих кандалов обвинит Василия перед престолом Божиим!
Шемяка сел вместе с Чарторийским. Воины окружили его сани; другие скакали впереди и сзади. Своротили в сторону с Московской большой дороги. Шемяка завернулся в медвежью полсть и спокойно заснул.
— Где мы? — спросил он, проснувшись поутру, у Чарторийского.
"Мы выехали на Рязанскую дорогу".
Опять завернулся Шемяка и не говорил более ни слова. Переменять лошадей останавливались в маленьких селениях, проезжая большие.
— Боярин! — спросил Шемяка у Старкова, когда тот подошел к нему, — скажи: стало быть, приготовлены были здесь для меня лошади, и вы ждали меня?
"Да, князь!"
— А помнишь ли ты, что говорил, встречая меня в Братищах?
"Забыл, князь!" — Старков улыбнулся. Шемяка сам засмеялся.
Быстро привезли Шемяку в Коломну. Сани въехали в тамошний Кремль. Жилищем Шемяки определено было две комнаты в одной из башен Кремля. Ворота заперли и весь Кремль окружили стражею. Старков просил сказать: что ему нужно?
— Ничего! — отвечал Шемяка и не стал более говорить со Старковым. Он был разлучен со всеми спутниками своими. Почти весь первый день, молча, угрюмо, сложа руки, ходил он по небольшой тюрьме своей.
— От Великого князя приехали к тебе бояре, князь, — сказал ему Старков на другой день.
"Я не хочу их видеть, — отвечал Шемяка. — Прошу и тебя, боярин, не являться ко мне, или я ни за что не ручаюсь!"
Старков поспешно ушел. Пристав и несколько прислужников являлись к пленнику с обедом и ужином.
Уже более недели пролетело для Шемяки в тяжком его заключении, когда вечером в один день отворил кто-то дверь в его тюрьму и тихонько задвинул изнутри засовом. Шемяка равнодушно смотрел в окно на далекую Москву-реку и хладнокровно оборотился к пришедшему. Казалось, что Шемяка не обращает никакого внимания ни на один предмет из всего, что его окружало.
Вошедший низко поклонился и тихо стал подходить к Шемяке. Недоверчиво обвел глазами Шемяка и схватился рукою за тяжелый стул, подле него стоявший.
Вошедший понял движение Шемяки и сказал ему: "Неужели ты боишься меня, старика безоружного?"
— Зачем ты пришел сюда? — спросил его Шемяка. — Прошу убираться, а боюсь или не боюсь я тебя, или кого-нибудь — до этого нет тебе дела!
"Ты не узнаешь меня, князь Димитрий Юрьевич? Правда, мельком, и то давно, виделись мы с тобою, и ты мог позабыть меня".
— Кто бы ты ни был — ты раб Василия, ты один из палачей моих — пошел вон: по крайней мере, эта тюрьма мой удел, которым законно владею я, по воле Великого твоего князя. Вон! — воскликнул громче Шемяка, с умножающеюся яростью.
"Умей отличать друга от врага, князь!" — твердо отвечал пришедший, не сходя со своего места.
— Великий князь твой доказал мне хорошо свою дружбу, а с презренным смердом его дружиться я сам не захочу.
"Я не раб московского князя — я жилец целого мира и раб тому, кто, — тут голос незнакомца понизился, — кто враг московскому князю!"
Шемяка изумился и при сумраке внимательно смотрел на старика, стараясь разглядеть его.
— Я принес к тебе вести от брата твоего, от князя Димитрия Васильевича, от княжны Софии Дмитриевны.
"Искуситель! какие имена произносишь ты! — воскликнул Шемяка, закрывая лицо руками. — Зачем пришел ты смущать меня, меня, всеми позабытого? Я приучился было смотреть на свою участь и слова бы не сказал, если бы целый век суждено мне было здесь просидеть. Мое безумие слишком стоило такой награды — моя глупость достойна наказания!"
— Нет! добро никогда не погибнет, и кто сеет его горестью, тот пожнет радостью…
"Молчи, молчи, враг ли ты, изменник, искуситель, или в самом деле, друг мне! Слово добродетель, за этими затворами, в этих стенах, будет насмешкою на людей и укором Богу! Но говори — лги мне о вестях от тех людей, имена которых пробуждают еще душу мою!"
— Они все живы, здоровы, кланяются тебе.
"Живы — и забыли меня…"
— Ах! не забыли, князь добрый! Князь Заозерский и невеста твоя теперь в Угличе!