Клятва смерти
Шрифт:
Потом она застонала, глубоко вздохнула… Усилием воли он вернулся к реальности, с трудом поднял руку и погладил ее по спине.
Она, довольная, замурлыкала.
— Держу пари, ты этого не ожидал.
— Нет, не ожидал. Если б я только мог предположить, что ты, стукнувшись головой, превратишься в сексуального маньяка и изнасилуешь меня так жестоко, я бы сам двинул тебе по башке давным-давно.
Ева захихикала, уткнувшись ему в шею, потом снова вздохнула.
— Дело тут вовсе не в стукнутой голове, а в спагетти. А может, спагетти стали просто
— Мы будем есть спагетти до конца наших дней. На завтрак, на обед и на ужин.
Ева чуть подвинулась, теснее прижалась к нему.
— Я просто… из-за этого я просто расплавилась. Я хотела тебя соблазнить. Чтобы все было романтично. — Она подняла голову и улыбнулась, глядя на него сверху вниз. — А потом я ужасно проголодалась.
— Рад быть в твоем меню. В любое время.
— Я тебя затрахала до потери пульса.
— Это еще мягко сказано.
— Мы с тобой выглядим омерзительно.
— Тут двух мнений быть не может.
— Я думаю, надо принять душ, а потом уж есть холодные спагетти.
— Их можно разогреть.
— А мне холодные больше нравятся.
— Ну, ты у нас уникум, — пробормотал Рорк. — Ладно, идем в душ. Но ты будешь держать руки при себе, извращенка. Ты меня выжала, как лимон.
Ева фыркнула.
— А ты думал, так и будет всю жизнь везти только тебе одному? Пошли, приятель, так и быть, потру тебе спинку.
Они ели холодные спагетти, и, раз уж у Евы был вполне здоровый вид, Рорк налил ей бокал вина.
— Расскажи мне об Алексе Рикере. Как прошел обыск? Мне интересно.
— Мне кажется, у него одежды и обуви не меньше, чем у тебя.
— Нет, это никуда не годится. Придется мне немедленно кое-что докупить к моему гардеробу.
— А знаешь, что самое ужасное? — Ева погрозила ему вилкой. — Я знаю, что ты не шутишь.
— С какой стати мне шутить?
— Ладно, неважно. — Ева намотала спагетти на вилку. — Он нас ждал, он был готов. Нас поджидали трое адвокатов. Следили, чтобы мы вели себя как образцовые копы. Полное сотрудничество и всякая такая муть. В доме все роскошно, все на месте, все как должно быть. Но кое-что было не так, особенно гостевая комната. В ней явно никто никогда не гостил, пара шкафов выглядела так, словно их только что привезли с мебельной выставки. Это, конечно, не преступление — купить новую мебель или держать в доме пустую комнату, но на дверях сенсор для ладони и голосовой код.
— Гм, его личный кабинет. Вероятно, он держал там незарегистрированное оборудование, и его вывезли еще до того, как мы с ним говорили этим утром.
— Вот и я так думаю. И Фини со мной согласен. Я взяла диски с камер наблюдения за домом, но даже если там записано, как он лично вытаскивает какие-то ящики или втаскивает комод в пентхаус, все равно он чист. Он в своем полном праве. У меня против него ничего, кроме подозрений, но я точно знаю, что он мерзавец. — Ева в ярости намотала на вилку новую порцию спагетти. — Он просто мерзавец, и все.
— Настолько мерзавец, чтобы убить ее или заказать?
— Я
— С этим я готов согласиться, но… почему?
— Потому что они оба живут в этом пентхаусе, потому что они хорошо знают друг друга, вместе учились в колледже. Потому что этот мелкий прыщ точно знает, что происходит. Что, где, когда и как.
— Тогда зачем он лгал, раз Алекс собирался сказать, что его не было дома в тот вечер?
— Хороший вопрос. Может, он посоветовал Алексу сказать, что он — в смысле Алекс — был дома и пообещал эту версию поддержать, а Алекс потом передумал. В любом случае мы проверяем алиби, но пока не преуспели ни в ту, ни в другую сторону. Он умен, — сквозь зубы добавила Ева. — Алекс умен и хладнокровен. Вот потому-то я себя и спрашиваю: зачем он пошел на такой грубый и бессмысленный трюк? Зачем ему понадобилось разбивать мою тачку?
— Ты могла бы пострадать гораздо серьезнее. Да, могла, — повторил Рорк, не давая ей возразить. — Если бы кто-то врезался тебе в бок на полной скорости, я бы сейчас ел холодные спагетти у твоей больничной койки. Эти полицейские жестянки смять ничего не стоит, как банку пепси.
— Они армированные, — начала было Ева, но его стальной взгляд заставил ее умолкнуть и пожать плечами. — Ну, ладно, ладно, они дерьмовые. Но к этой я, честно говоря, вроде как привязалась, черт ее дери. Она кое-что умела и была не такая страшная, как прежние. Я к ней привыкла. А теперь мне придется попотеть и заполнить гору бумажек. С какой стороны ни посмотри, кругом паршиво.
— А ты вот с какой стороны посмотри: ты пострадала, неважно, серьезно или слегка, твоя машина разбита, тебе придется провести время за бумажной работой, забросив расследование.
— Риск велик, а результат жидковат. Сам подумай: надо угнать две машины, выследить меня, нанять людей, готовых протаранить машину полицейского среди бела дня на оживленной улице. Не знаю, с какой стати ему расшибаться в лепешку ради такой никчемной цели.
— Ты засадила за решетку его папашу. И ты моя. Если ты пострадаешь, значит, он не зря старался.
— Может быть. Может быть. А может, идею подал его помощничек. Мерзкий слизняк. Может, он ее и исполнил. Я ему не нравлюсь.
— А ты, держу пари, в общении с ним была сама вежливость и любезность.
— Да нет, мне нравилось подкалывать его тощий зад. В любом случае, если один из них — неважно, кто именно, — подстроил это дурацкое столкновение, им это с рук не сойдет, и Алекс займет камеру по соседству с папашей. Я работаю с Мирой. В каких-то моментах он вписывается в психологический портрет, в других — не совсем. Мне все время приходится возвращаться к самой Колтрейн. Есть связь между Колтрейн и ее убийцей. И я уверена: изучая ее, я найду убийцу. Найду, арестую и запру в камере.
— Ты хочешь, чтобы это был Алекс, из-за его отца?