Клятва ворону
Шрифт:
– Я не хочу сеять среди вас гнев и рознь. Пусть нас рассудят высшие силы! В знак стремления очиститься от греха, пусть каждый из вас примет воду, освещенную молитвами!
Йохн тяжелой поступью спустился вниз, неся глубокий сосуд из серебра. Его бесцветные глаза настороженно блестели. В первую очередь он направился к тем рядам, где сидели жители Гримнира. Он приблизился к Кветке, но затем вдруг величаво повернулся к ней спиной и протянул сосуд Рольду. В храме повисла тягостная тишина. Рольд встал и посмотрел на Йохна, не скрывая своего гнева. Йохн, грозно сдвинув брови, протянул сосуд Хельготу и Ренхильд, но и те отказывались его брать. Пройдя с десяток человек, Йохн везде натыкался на молчаливый отказ. Воины, которые еще вчера дрались за Сванберг, вставали и покидали храм. Их жены с опаской следовали за мужьями, в душе боясь гнева храмовника. Служители храма в смятении наблюдали, как многие вельможи и риттеры уходят прочь.
– Досточтимый Йохн, вижу, ваши прихожане не разделяют ваших помыслов, - раздался ясный голос Торхельма, в котором явно угадывалась насмешка.
Кёниг встал и направился к выходу. За ним последовали его риттеры и воины. Кветка встала, намереваясь удалиться вместе с подругой и советником, но Йохн вдруг окликнул её. Она подошла, отпустив Ренхильд и Рольда. Девица старалась не смотреть на храмовника, не в силах побороть свою неприязнь к лицемерному и властному старцу. Кветка скрестила руки на груди, словно загораживаясь от него. Йохн грозно глянул на своих помощников, и те спешно скрылись за боковой дверью. Кёнигин и храмовник остались наедине под холодными каменными сводами.
– Что вам угодно, благочестивый Йохн?
– холодно осведомилась девица.
– Седьмицы не прошло, как ты, дитя прибыла сюда и стала кёнигин Гримнира, а затем потеряла всё. Да, да, всё! Ты не успела прижиться здесь, а грозные перемены грозят сорвать тебя с места и унести, подобно деревцу, не успевшему пустить корни на новой почве.
"Говорит, что река льется", - настороженно думала Кветка, пытаясь угадать, к чему тот клонит.
– Вижу, за столь короткое время ты успела многим полюбиться. Возможно, ты не догадывалась, но в наших землях для девицы грех надевать мужское платье и бранную рубаху.
– Я надела их не из праздного любопытства или желания оскорбить воинов. Гермар не пожелал встать на защиту города вместе со своими воинами, и я решила поддержать их боевой дух и, если понадобится, умереть с ними.
Хохот Йохна заглушил её слова и заставил встрепенуться.
– Как ты, дремучая язычница, можешь говорить такие слова о доблестном воине Гермаре, отпрыске самого Игмара?! Наслушавшись россказней о Норфриде, ты в угоду своей гордыне нарушила все мыслимые законы!
– Гермар убийца и преступник, который покушался на мою жизнь и виновен в гибели Сёгрид. Вам это известно не хуже меня, - не дрогнув, молвила Кветка.
Йохн задохнулся от бессильного гнева. Он пытался что-то сказать, но так и не смог. Немного помолчав, он выжидательно взглянул на Кветку.
– Я, служитель Единоликого, готов простить твои прегрешения, если ты покаешься в них. Так ты докажешь, что отринула свою прежнюю веру!
– переменившись в лице изрек Йохн.
– В чем именно я должна покаяться?
– удивленная столь неожиданным поворотом, спросила Кветка.
– Я буду называть всевозможные искусы, коим подвергает неразумных девиц Темный. Если ты совершила подобное, дай знать.
Йохн, молитвенно сложив ладони и впившись взглядом в её лицо, стал бубнить нараспев:
– Смотрела ли ты разные игры и зрелища, пляски? Плясала ли сама?
Кветка, застыв от удивления, пыталась припомнить, что в этом может быть греховного.
– Заботилась ли о своей красе? О чрезмерной чистоте своего тела? Имела ли пристрастие к забавам? Наслаждалась ли пищей?
Кветка, попыталась было возразить Йохну, что не знает человека в Гримнире, который бы всего этого не делал, но тот не слушал её и продолжал:
– Часто ли разжигалась мечтаниями? Лелеяла ли свою гордыню?
Кветка, рассердившись, упрямо качала головой, решив хоть так досадить старцу.
– Допускала ли с мужем плотские утехи?
– возвысил голос Йохн.
– Нет!
– гневно выпалила Кветка.
Йохн вздрогнул и уставился на кёнигин.
– Ничего подобного между нами не было. Гермар не одарил меня и поцелуем, - торжественно и строго произнесла Кветка.
– Единоликий тому свидетель.
Лицо храмовника вытянулось. Он не мог поверить в правдивость её слов. Немного помолчав и покусав губы, он молвил:
– Пусть так, но как бы то ни было, вас связывали брачные узы. В знак скорби, по нашему древнему обычаю, ты должна была обрезать волосы и быть неотступно при его теле.
– По древнему? То есть по языческому? Но разве не вы объявили эти обычаи греховными? К тому же, при жизни Гермар желал лишь мое приданное. Не думаю, что сейчас ему нужны мои слезы. Более всего моя помощь нужна сейчас живым, которые терпят страдания по его вине, - решительно перебила Кветка.
– Вижу, в тебе нет ни капли смирения - главного достоинства благочестивой жены, - торжествующе заключил Йохн.
Кветка, не в силах более выносить обидные слова храмовника, развернулась и удалилась, не оглянувшись.
Йохн явно старался задеть и унизить её, но присутствующие в храме не позволили ему сделать это. Тогда он решил поквитаться с ней один на один. Нет, не о её душе и благочестии думал храмовник. Он стремился отомстить девице за то, что их с Гермаром преступные замыслы не осуществились. До Кветки уже дошли слухи, что Йохн, проповедующий отказ от богатств и удовольствий, имел несколько лавок и богатый дом в городе.
Когда солнце повернуло на закат, Кветка, оставив раненых на попечение Эсты, служанок и Орвара, вышла во двор, где её уже ждал конюх, держа под уздцы Желку. Стражники фридландцы к концу дня уже знали кёнигин Эмблу в лицо: ладную девица со светлыми длинными косами и задумчивым взором то и дело видели во дворе и переходах замка, спешащую по делам со связкой ключей на поясе.