Клятва
Шрифт:
От слабости из-за кровопотери я рыцаря, впрочем, вылечить не могла. Я поколдовала, конечно, с водой из собственной фляги, но я всё же не была целителем Великой Матери, чтобы уметь делать такие вещи виртуозно быстро. Оставалось надеяться, что рыцарь сам с этим справится.
Ещё дольше пришлось уговаривать его коня – у него была вывихнута нога, и он не доверял ни мне, ни тем более Волку, но оставлять хозяина не желал ни на мгновение. Но и это было, в конце концов, закончено – конь покорно опустился на колени, уже оба здоровые, и позволил мне втащить на него рыцаря. Без лат он тоже весил ого-го, пришлось снова прибегать к магии. И ехать потом по лесу, ненавязчиво касаясь его, объясняя себе, что я просто не даю ему упасть.
Мне повезло наткнуться на заброшенную хижину лесника. Создавать дом из ничего я бы сейчас не стала – это точно истощило бы меня слишком сильно. А ночёвки под открытым небом в отличие от меня рыцарь мог не пережить.
С его конём мне пришлось объясняться ещё не единожды – он всё норовил зайти внутрь, проверить, как там хозяин. Рыцаря я уложила на широкую, местами прогнившую скамью и укутала в свой плащ. Потом распрягла его коня и подложила под голову спящему попону. Вроде бы получилось удобно.
Остаток дня я потратила на то, чтобы припомнить укрепляющие отравы, которые меня учил составлять знакомый аптекарь из Среднего города Ярати. Не знаю, насколько они помогли – вечером у рыцаря начался жар, я ухаживала за ним всю ночь, подпитывая своей энергией. Кое-как получалось. К утру он успокоился и заснул нормально. И я вместе с ним.
Весь следующий день – начиная с полудня, когда я проснулась – прошёл в домашней возне. Я облагораживала хижину насколько могла, посылая Волка за дичью, травами и хворостом. К следующей ночи хижина приобрела вполне обжитый вид, а я, наконец, смогла отдохнуть. Всё-таки если уж строить из себя целителя, то по всем правилам. А что ещё я рыцарю скажу, когда он придёт в себя?
Рыцарь очнулся следующим утром. И так как он сначала бормотал что-то про небожителей, я не сразу поняла, что он не бредит.
А когда он поймал меня за руку, впервые испугалась.
Глава 10. Любовник
(Из личного архива герцога Ланса де Креси)
Вот честно, я был уверен: после смерти меня ничего кроме бездны не ждёт и ждать не может. Ну правда: грешил я достаточно – стоит хотя бы приют вспомнить. А Великий Отец, говорят, на Справедливом Суде за воровство строго спрашивает. Ему, может, невдомёк, что таким, как я, оно жизнь спасёт. Или у него философия такая: умри, но будь праведником? Если честно, я перестал им быть ещё до того, как про Отца с философией узнал.
Ну вот, воровство – и добавим ещё убийство. Война войной, но меньшим убийством оно не становится. Ворий-то воинов защищает на Суде – однако только если они погибли с честью на поле брани. А не с клинком предателя в спину, как я. Ну кто за такого идиота вступится?
Первым, что я увидел, когда глаза открыл, была волчья морда. Громадная – нос чёрный подрагивает, принюхивается – прямо у моей переносицы. И, скажу я вам, под описание бездны это вполне подходило. Волк живенько бы сошёл за демона. Хотя… при ближайшем рассмотрении – вряд ли. Больно взгляд у него был… человечий. Серьёзно – я волков повидал. У южной границы в лесах их предостаточно. Зимой эти твари периодически наши запасы разоряли – и отлично у них получалось, умные сволочи. Случалось и в глаза их во время охоты смотреть – когда ты от остальных отстал, а свора за тобой, соответственно, и припустила. Сидишь на дереве, коченеешь потихоньку и смотришь. А они на тебя… Или когда пристрелил кого-нибудь из них неудачно. Он уже издыхает, но ты знаешь, что мучиться будет долго – добить милосерднее. И с дуру в глаза посмотришь. Но вот ни у кого из них глаз человеческих не было. Волки смотрят настороженно, смотрят отчаянно, с болью может быть. Обычно по одной эмоции. Но настороженно-заинтересованно-жалостливо – это только человек. Я уж молчу про разум во взгляде, из-за которого я и принял зверя за демона.
А вот когда женский голос неподалёку произнёс что-то на овидстанском, я слегка опешил. Волк отодвинулся, замер. Повернул голову куда-то влево. Я тоже попытался, но смог только глаза скосить.
Голос вздохнул, и спустя мгновение рядом с волком возникла девочка-небожительница… совсем уже и не девочка, старше лет так на десять. Но точно она. Ну вот точно – я сразу узнал. Хотя черты лица и взгляд словно Артий-скульптор выточил из тех детских, сглаженных, что раньше были.
На меня смотрела девушка-богиня с улыбкой Матери, невинная, чистая – как и раньше. И в бездне ей точно было не место. О чём я вслух и сказал, забывшись.
Девушка нахмурилась, а волк снова потянулся к моему лицу. Небожительница его локтём отпихнула, что-то быстро произнесла на южном наречии. Потом, поглядев на меня, повторила-спросила – опять на овидстанском. Я, в принципе, понимал этот чудной язык на уровне «моя-твоя-говори-да-нет». Команды знал, с пленными так-сяк мог объясниться, пока переводчика ищут. Но небожительница шпарила на южном быстро – даже когда повторяла вопрос. А, не дождавшись ответа, отодвинулась, собираясь уйти.
Я понимал, что ей, может, пора на Небеса, там, где её дом, но отпустить это чудное видение, единственную богиню, которой я поклонялся бы охотно, а не в угоду другу или товарищам – я просто не мог.
У неё маленькая была рука, гладкая, тёплая. Пальцы узкие, тонкие – наверное, на Небесах струны какой-нибудь арфы перебирать очень удобно. И ни колец, ни перстней – как у леди. Непривычно – обычно только у аристократок такие ручки – без мозолей. Но леди их всячески украшают, в перчатки одевают. А тут даже на ногтях краски не было – короткие ноготки, кругленькие, розовые. И запястье тонкое, хрупкое – на такое ни один браслет не оденешь, свалится.
Её рука дрожала в моей, как пойманная пташка. Я удивился: боится? Поднял взгляд: её синие глаза отражали те же эмоции, что и глаза волка. Только настороженности теперь было больше.
У меня сердце забилось чаще, когда я накрыл её руку своей и, смотря в глаза, тихо попросил: «Не бойся».
Её глаза расширились сильнее, а мне на мгновение показалось, что ещё чуть-чуть, и я утону в них… но честно, я был не против!
Её свободная рука потянулась к моему лицу, пальчики пробежались по щеке, подбородку. А мне безумно захотелось поймать их ртом и долго-долго выцеловывать каждый… Словно поняв это, богиня вздрогнула и отпрянула, прижав руки к груди.
А я мысленно надавал себе пощёчин за кощунственные мысли. Человек он и есть человек. Нельзя небожителям к нам спускаться. Может, Валентину и удавалось раньше не думать о ней так, но на то он и король. Хотя она тоже была ребёнком. Хм, а небожители тоже, выходит, растут и меняются? Ни о чём таком в храмах никогда не рассказывали…
– Почему ты говоришь на мальтийском? – искоса глядя на меня, спросила вдруг богиня, хмурясь. И тут же добавила: – Ты мальтиец? – и её глаза снова расширились.
Я кивнул, не в силах справиться с голосом. Почти детское счастье: она, богиня, со мной разговаривает!
– То есть мы в Мальтии, - пробормотала богиня на высоком мальтийском.
– А разве не на Небесах? – выдохнул я. И, снова завладев её взглядом, добавил, чувствуя, что краснею. – Или… ну… в бездне?
Богиня моргнула. Озадаченно посмотрела почему-то на волка и поинтересовалась: