Клятва
Шрифт:
«Это лучше, чем то, что сделал с ним ты», - вздохнула Элиза.
«Дурочка».
Нити Пряхи тащили меня в Мальтию, как на аркане. Я не особенно задумывалась, где открывать портал – в итоге меня выбросило в лесу как раз около столицы. Конечно, я его не узнала – поняла только, что нахожусь где-то ближе к Западу. Только на границе Запада бывают такие дремучие зелёные леса, утонувшие в подлеске, прореженные грибными тропами и усыпанные ягодами чуть не круглый год.
Лес рядом с замком Валентина был скорее северным – сосновый, воздушный, желто-коричневый и душистый. Я наивно верила, что вся Мальтия покрыта такими – коль скоро её называли Лесным Краем. Поэтому не сразу поняла, где оказалась.
Для начала я наелась малины и набрала цветов – их тут было много, свободных, а не тепличных – как я люблю. Волк, крутившийся вокруг меня, убежал – я то и дело слышала его клич. И ответный – местных волков. Бояться их или за моего Волка мне не приходило в голову. Они просто не могли напасть: звери, в отличие от людей, не идиоты и вошедшего в силу чародея никогда не трогают. Не любят, да, но предпочтут убраться с дороги.
Так что за полдня мне не встретилось даже белки.
Волк появлялся пару раз, убеждался, что со мной всё в порядке и снова исчезал. К вечеру он принёс мне двух кроликов – одного съел сам, второго я очистила и приготовила. Зак в своё время настоял на том, что я должна уметь такие вещи – разводить огонь без помощи магии, очищать птицу сама или освежёвывать зверей, начиная от кроликов и заканчивая оленями. На королевской охоте это пригождалось. А когда Ярати так открыто воспылала всеобщей любовью ко мне, я и вовсе проводила целые седмицы в соседних мелких лесах. Особенно, если Зак был в отъезде.
Так что к ужину своими руками или ночёвке под открытом небом я была вполне привычной. И даже намеревалась провести так седмицы две – отдохнуть, набраться сил и только тогда искать тропу в деревню или город. Как и все чародеи я нуждалась в общении с людьми, но быстро от этого уставала. Зак считал это шуткой создателя, я считала, что Заку хорошо бы держать своё мнение при себе.
По крайней мере, он никогда не удерживал меня от очередной вылазки в лес. Знал, что одиночество обязательно выгонит меня обратно.
Утром следующего дня мы вместе с Волком углублялись всё дальше в чащу. Я собирала ягоды и грибы уже про запас, Волк бегал неподалёку. Около полудня он засуетился, принялся нюхать воздух, и очень скоро я услышала всадников.
Первым желанием было закрыться, отвести им глаза – как в Ярати. Я не желала, чтобы меня беспокоили. Но любопытство победило. В конце концов, я уже умела ходить по лесу и оставаться незаметной – что же мне мешает посмотреть на иноземных охотников?
Волк трусил впереди, и шум приближался, а с каждым шагом росло и моё любопытство. Особенно когда вместо сигнальных рожков и лая собак зазвенели клинки.
Я придержала Волка за холку, остановившись за деревом, откуда открывался отличный вид на усыпанную колокольчиками поляну – только чтобы увидеть, как один из рыцарей, обессилев, выронил меч, а второй – стоявший до этого в стороне – с опаской стал к нему подходить.
Мне не было смысла вмешиваться. Более того, я до последнего отводила им глаза – впрочем, они так были увлечены друг другом, что вряд ли обратили бы на меня внимание.
Хотя сцена была, по меньшей мере, странная и неприятная. Если я правильно могла понять – двое убитых до этого напали на одного, сейчас обессилевшего, а третий, получается, стоял в стороне и ждал, когда он окончательно ослабеет?
Наверное, поймав моё отвращение или ещё почему, Волк неожиданно вырвался, скакнув на поляну – как раз когда третий, трус, замахивался мечом. И я изумлённо наблюдала, как мой Волк, совершенно без моего приказа, всегда смирный и послушный, рвёт глотку трусу. А потом, склонившись над раненым, понюхал, поднял голову, кинув на меня короткий взгляд и помахивая хвостом. А когда я подошла ближе, жалостливо заскулил.
Раненый рыцарь был ещё в сознании и смотрел на меня в упор широко раскрытыми глазами.
Говорят, мы, чародеи, хорошо можем предсказать будущее, касающееся нас самих – именно поэтому мы почти неуязвимы. Врут. Я ничего не почувствовала, когда склонялась над раненым – кроме разве что сожаления. Он был красив, очень, и мне было жаль, что он умрёт. С такими ранами, отчаянно истекающими кровью, он был точно не жилец.
Мой Волк считал иначе. Он скулил, подвывал и даже пытался содрать с раненого доспехи зубами. А когда я хотела уйти, прикусил мою ладонь – не сильно, но он редко так делал.
Я вернулась ровно в тот момент, когда на поляну выскочила лошадь без седока, а за ней ещё пара всадников. Они потерянно оглядывались, но я уже отводила им взгляд. А лошадь, отчаянно хромая, встала над умирающим рыцарем и явно собралась стоять так до скончания века. Ещё и ощерилась на меня, когда я подошла.
Забавно, но на лесного бога рыцарь не походил никак – хотя бы по возрасту: стариком он уж точно не был. Однако животные его защищали с удивительной преданностью. Любопытство – и только оно – заставило меня остаться и всё-таки помочь.
Да, к тому времени во мне мало что осталось от маленькой Лизетты, когда-то отказывавшейся стрелять даже в «злых» волков и доверяющей людям, потому что они ей улыбались.
С доспехами рыцаря пришлось повозиться – с латами я раньше дел не имела, и завязки нашла не сразу. Нательная рубаха у него тоже была вся в крови – я срезала её, освобождая себе «рабочее место». В то время я уже достаточно освоила искусство трансформации, и заставить раны рыцаря затянуться, убрать внутреннее кровотечения и вылечить повреждённые внутренние органы было кропотливой, но в принципе, не сложной задачей. Честно говоря, я дольше возилась, когда убирала последствия собственной аллергии на фейхель, которым объелась как-то в королевском дворце.