Ключ к Ребекке
Шрифт:
Майор сел за стол, не говоря ни слова. Она осталась стоять, ей сесть не предложили. «Один — ноль в мою пользу», — подумал Вандам и, взглянув на Соню, сурово сказал:
— Сядьте.
Она не двинулась с места, но на губах ее заиграла злорадная улыбка.
— Это он вас так? — Соня пальцем указала на бинты.
Один — один.
— Сядьте.
— Спасибо. — Она села.
— Кто «он»?
— Алекс Вульф, человек, которого вы пытались поймать сегодня вечером.
— Кто такой Алекс Вульф?
— Богатый посетитель клуба «Ча-ча».
— Как долго вы с ним знакомы?
— Часов пять. — Она выразительно посмотрела на часы.
— В каких вы состоите отношениях?
Соня равнодушно пожала плечами.
— У нас было свидание.
— Как вы познакомились?
— Как обычно. После моего выступления официант принес мне записку с приглашением сесть за столик мистера Вульфа.
— Который?
— Который столик?
— Который официант?
— Я не помню.
— Продолжайте.
— Мистер Вульф угостил меня шампанским и пригласил поужинать. Я согласилась, мы поехали в ресторан, а остальное вы знаете.
— И часто вы садитесь за столики посетителей после выступления?
— Да, у нас так принято.
— И вы обычно ходите ужинать с кем-нибудь из публики?
— Бывает.
— Почему вы согласились на этот раз?
— Мистер Вульф показался мне неординарным мужчиной. — Соня снова взглянула на его бинты и усмехнулась. — Теперь я вижу, что так оно и есть.
— Каково ваше полное имя?
— Соня Эль-Арам.
— Адрес?
— «Джихан», Замалек. Это плавучий домик.
— Возраст?
— Фи, как невежливо!
— Возраст!
— Я отказываюсь отвечать.
— Вы вступаете на опасную тропу…
— Нет, это вы вступили на опасную тропу! — вскинулась Соня, и Вандам вдруг с удивлением понял, что все это время ее душил гнев. — По крайней мере человек десять видели, как ваши бугаи в полицейской форме арестовали меня в ресторане. Завтра к полудню пол-Каира будет знать, что англичане посадили Соню в тюрягу. Если я завтра не появлюсь в клубе, обещаю вам — кое-кто рассвирепеет. Мои поклонники сожгут этот город. Вам придется вызывать войска из пустыни, чтобы утихомирить их. А если я уйду отсюда сегодня хоть с одной-единственной царапиной или синяком, я покажу его публике завтра со сцены, и результат будет такой же. Так что, мистер, еще вопрос, кто из нас на опасной тропе!
Вандам спокойно выслушал тираду с таким видом, как будто ему не сообщили ничего из ряда вон выходящего. Если не проигнорировать ее слова, придется признать ее правоту.
— Давайте начнем все сначала, — предложил он спокойно. — Вы сказали, что встретили Вульфа в «Ча-ча»…
— Нет, — перебила она. — Я не буду ничего начинать сначала. Я готова сотрудничать с вами и отвечать на вопросы, но я не желаю, чтобы меня допрашивали.
Она встала, перевернула стул и села к Вандаму спиной.
Вандам беспомощно уставился на ее затылок. Она одержала уверенную победу. Он злился на себя за то, что допустил такое развитие событий, но к гневу примешивалось искреннее восхищение ее выдержкой. Майор резко встал и вышел из комнаты. Джейкс последовал за ним.
— Ну и что вы думаете делать?
— Нам придется ее отпустить.
Джейкс пошел отдать указания на этот счет. Дожидаясь его возвращения, Вандам думал о Соне. Интересно, откуда у нее взялись силы, чтобы так мужественно противостоять ему? Вне зависимости от того, насколько правдивы показания женщины, она должна быть испугана, готова идти на уступки. Конечно, ее слава в какой-то мере служит ей защитой, но, угрожая ему, она все равно должна была выдать свою неуверенность и отчаяние, ведь сидение в одиночной камере — нелегкое испытание, особенно для знаменитостей: неожиданная изоляция от привычного сверкающего мира заставляет их усомниться сильнее прежнего в реальности этого самого блестящего мирка.
Так что же придавало Соне силу? Вандам еще раз прокрутил в мозгу их диалог. Она вспыхнула, как спичка, когда он спросил о возрасте. Очевидно, что ее талант позволил ей продержаться дольше той возрастной отметки, при которой среднестатистические танцовщицы уходят со сцены; теперь она испытывает ужас, ощущая, как быстро улетают и ее последние годы. Бесполезно искать тут отгадку. Все остальное время она держалась спокойно, отвечала равнодушно, если не считать улыбки по поводу его ранения. В конце концов она позволила себе отпустить тормоза и взорвалась, но, даже дав выход гневу, она все равно не потеряла контроль над собой. Уильям вызвал в памяти ее лицо в тот момент, когда она повысила голос. Что на нем было написано? Не просто злость. Не страх.
Вдруг его осенило: ненависть.
Соня ненавидела его. Но ведь он ничего для нее не значил. Обычный британский офицер. Значит, она ненавидит англичан. И эта ненависть придала ей силы.
На Вандама навалилась усталость, и он тяжело опустился на стоящую в коридоре скамью. А ему? Откуда ему черпать силы? Легко быть мужественным, если ты немного безумен, а в Сониной ненависти было что-то патологическое. У него же таких ресурсов не имелось. Спокойно и рассудительно думал Уильям о том, что поставлено на карту. Он представил себе, как нацисты маршируют по Каиру, как в зданиях располагаются гестапо, как египетских евреев сгоняют в лагеря, а по радио крутят фашистскую пропаганду…
Люди вроде Сони живут в Египте под властью англичан, и им кажется, что нацизм уже наступил. На самом деле это не так, но если кто-нибудь на секунду даст себе труд взглянуть на ситуацию глазами Сони, он увидит некоторое сходство. Нацисты считают евреев недочеловеками, а британцы уверены, что черные вроде детей, остановившихся в развитии; в Германии нет свободной прессы, но ведь и в Египте ее нет; британцы, как и немцы, сажают в тюрьму за политическую неблагонадежность. Перед войной Вандаму приходилось слышать, как офицеры в приватных разговорах высказывают одобрение политике Гитлера: если они и не любили его, то скорее из-за того, что он дослужился в армии лишь до капрала, а на гражданке и вовсе подрабатывал маляром. Грубые животные инстинкты никто не отменял, но, когда люди, наделенные ими, захватывают власть и начинают заражать окружающих изъянами своей натуры, приходится с такими людьми воевать.
Философия Уильяма была куда более рациональной, чем Сонина ненависть, но в то же время и менее вдохновляющей.
Майор чувствовал, как щеку пересекает линия боли, словно от ожога. Кроме того, у него разболелась голова. Он надеялся, что Джейкс долго провозится с освобождением пленницы, — Вандаму хотелось еще немного посидеть не двигаясь.
Майор подумал о Билли. Неужели мальчик будет завтракать в одиночестве? «Может, я не стану спать до утра, отведу его в школу, вернусь домой и тогда уже посплю», — размышлял он. Что случится с Билли, если к власти в Египте придут нацисты? Они научат его презирать арабов. Его нынешние школьные учителя тоже не большие поклонники африканской культуры, но Вандам по крайней мере старался вдолбить мальчику прописную истину: если человек отличается от тебя по цвету кожи, это еще не значит, что он дурак. Что будет в нацистском классе, когда Билли поднимет руку и скажет: «Простите, сэр. А мой папа говорит, что тупой англичанин ничуть не лучше, чем тупой араб!»