Ключ
Шрифт:
Габриелю захотелось размозжить этому типу голову о цементный пол гаража, но нельзя было терять ни одной драгоценной секунды. Его глаза скользнули по темному окну на четвертом этаже. Ему хотелось вернуться и посидеть с матерью, взять ее за руку, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Он понимал, что нужно уходить из больницы, пока не включили полное освещение и не обнаружили этого полицейского. Поступить так требовал разум. Но вместо этого Габриель встал на ноги и бросился бегом по пандусу в глубину гаража, к лестнице.
Он потом так и не мог вспомнить, как одолел пять этажей до палаты Катрины.
Когда он переступил порог палаты, Катрина подняла пистолет, упирая рукоятку в одеяло — ее рука не могла удержать оружие на весу.
— Это я, — проговорил Габриель, подходя к постели.
Он забрал пистолет и взял мать за руку. Надо было подыскать слова, чтобы объяснить: он потерпел неудачу, помочь ей ничем нельзя. Но Габриель так ничего и не сказал: по ее глазам он понял, что она и так все уже знает.
— Там, под матрасом, — прошептала Катрина, — книга. — Габриель пошарил рукой и нашел книгу. — Она укажет тебе, что делать. Дедушка перед смертью послал ее мне. Теперь я перед смертью передаю ее тебе. Ты поймешь, в чем там дело. Теперь все в твоих руках. Все зависит только от тебя. — Она глубоко вздохнула и захрипела, словно на горле затягивалась петля. — Не дай себя поймать. Прочитай, что здесь написано, и беги. Пусть это знание обратится против них. Так ты им отомстишь.
Она еще раз глубоко вдохнула пересохшим ртом, потом медленно выдохнула. Глаза ее смотрели прямо на Габриеля.
— Джон, — прошептала Катрина, и лицо ее осветилось радостью. — Ты вернулся. Вернулся ко мне.
Габриель подавил волнение, нахлынувшее на него при упоминании имени погибшего отца.
— Я вернулся, — подтвердил он, не споря с тем, что ей привиделось. — Я вернулся к тебе.
— Я скучала по тебе, Джон, — сказала Катрина. Взгляд ее стал блуждающим, голос совсем ослабел. — Меня всегда удивляло, что ты даже не попрощался.
Габриель задумался над тем, что на это ответить, но тут же понял, что ответ больше не требуется. Глаза Катрины по-прежнему были открыты, но уже ничего не видели. Он протянул дрогнувшую руку и пощупал жилку на еще теплой шее.
Сердце не билось. Она была мертва.
Габриель снова почувствовал нарастающую в душе бурю гнева. Вокруг замерцал слабый свет, как будто накал его ярости стал рассеивать ночную тьму. В корпусе включилось аварийное освещение. В бледно-золотистом свете слабеньких ламп мать казалась ему безмятежной и прекрасной; бледное лицо, обрамленное темными волосами, было спокойным, кожа гладкая, без единой морщинки. Ушла та душевная боль, которую она испытывала со дня гибели его отца. Габриель наклонился и поцеловал мать, по его щекам покатились слезы. Он вытер их тыльной стороной ладони.
В коридоре послышался слабый отдаленный шум. Габриель в последний раз посмотрел на мать, повернулся и вышел из палаты, не забыв прихватить книжку.
«Пусть это знание обратится против них», — сказала Катрина.
Время горевать еще будет — когда все закончится. Сейчас наступило время мстить.
Он прошел к стоявшему у стены столику с двумя стульями по бокам — для полицейского и священника. Первый лежал внизу и умирал, если еще не умер. Куда пропал второй, непонятно.
Габриель просмотрел лист с записями и запомнил номера палат, в которые на протяжении дня приходили посетители. Имя Аркадиана было вписано против номера 410 — палаты матери — и 406, где лежала, вероятно, Лив. В списке оставался еще один номер, 400 — палата, где должен лежать последний из Посвященных.
Вытащив из-за пояса пистолет, Габриель двинулся по коридору, на ходу считая палаты. Дверь в палату 400 была приоткрыта. Он подошел к ней и стволом пистолета открыл шире. В палате было темно, но слабый свет из коридора позволил рассмотреть фигуру человека, неподвижно застывшего на койке. По смятым простыням и положению тела можно было предположить, что монах умер не без борьбы, но все же умер, судя по тому количеству крови, которая залила всю верхнюю часть койки и забрызгала пол вокруг.
Габриель услышал в коридоре громкий оживленный разговор — кто-то шел сюда.
«Не дай себя поймать», — сказала ему мать.
Габриель развернулся и бросился навстречу приближающимся голосам, потом нырнул в пустующую палату, и как раз в этот момент из-за угла показалась группа санитаров, направлявшихся в те палаты, где лежали мертвецы.
Габриель снова вылез на площадку лесов и обвязал себя веревкой — ногу, пояс, руку. Город понемногу возвращался к жизни: на улицах зажигались огни — в некоторых районах возобновилась подача электроэнергии. Скоро свет загорится по всему городу, и внизу, на улице, найдут тело полицейского. Габриелю необходимо улизнуть, пока здесь еще темно, пока не улеглась суматоха и пока его самого не одолела горечь невосполнимой потери.
Луна поднялась выше, и вдали на фоне темного неба проступили очертания Цитадели. Сегодня ночью она протянула свои щупальца, но сумела достать ими лишь двоих из той четверки, которую хотела обречь на вечное молчание. Ему удалось избежать такой участи, удалось это и Лив. И Габриель, глядя на вздымавшуюся впереди гору, поклялся, что второй такой возможности Цитадель не получит. Он чувствовал, как давит своими жесткими краями засунутая за пояс книга.
Он отыщет Лив, а потом возьмется за дело и отомстит. Но сейчас ему нужно улизнуть, надо остаться на свободе.
Донесшийся из коридора вопль сообщил ему о том, что санитары обнаружили окровавленные останки монаха. Габриель шагнул с платформы и устремился вниз, в темноту.
41
Рейс ТК 7121
Мягкий свет и чуть заметно усилившееся отопление в салоне лайнера будто сговорились с монотонным шумом двигателей убаюкать пассажиров рейса ТК 7121. Все авиакомпании использовали один и тот же прием: быстренько накормить пассажиров, потом притушить огни и слегка повысить температуру в салоне. Но Лив опасалась впасть в дремоту. Девушку до ужаса пугало, что ей приснится тот же самый кошмар, а затем она с воплем проснется на высоте девяти тысяч метров над землей. Поэтому она выпила кофе и взяла книгу.