Ключ
Шрифт:
Несмотря на стоявшую в помещении жару, Афанасиус почувствовал, как по спине поползли холодные мурашки. Он понял, для чего его вызвали сюда.
— Ты полагаешь, что меня следует поместить в карантин?
— Не одного тебя. До сих пор заболели только те, кто провел некоторое время на пораженных болезнью участках сада и находился в непосредственном контакте с инфицированным материалом. Там побывали и вы, главы четырех монашеских разрядов. Вы все были в саду, рассматривали больные ветви, а возможно, брали их в руки, пока решали, чем и как бороться с болезнью.
Афанасиус вспомнил тех двух стражей, которых встретил в коридоре. Сначала он решил было, что их задача — никого не допускать сюда. Теперь же до него дошла правда — они поставлены, чтобы никого не выпускать отсюда.
— Но ведь если бы я заразился, то уже успели бы появиться симптомы?
— Необязательно. Ты находился там недолго, поэтому у тебя болезнь может дольше развиваться в скрытой форме. Эти люди находились там достаточно долго, контакт с источником инфекции у них был прямой. А при остром микозе количественные показатели играют важнейшую роль. Если бы можно было поступить как-то иначе, я бы тебе так и сказал, но допустить, чтобы болезнь превратилась в эпидемию, мы не имеем права. Все, кто мог подвергнуться заражению, должны провести в изоляторе по меньшей мере четверо суток под постоянным наблюдением. При условии, что за это время никаких симптомов не появится, мы вполне можем считать, что распространение инфекции удалось приостановить. В противном же случае… — Он оставил фразу незаконченной. — Если тебя это утешит, могу сказать, что и я, и все мои сотрудники тоже останемся здесь до окончания карантина.
Афанасиус не мог не согласиться с логикой лекаря, но тогда перед ним вставала серьезная проблема. Карантин — это четыре потерянных дня, и лишь после этого он сможет проверить архивные записи, о чем просил Габриель. И это еще при условии, что Афанасиуса в итоге не привяжут к койке, — в лучшем случае. Вслед за этой мыслью закономерно возникла другая, и Афанасиус, уже страшась ответа, все же вынужден был задать вопрос:
— А как себя чувствует брат Садовник?
— Увы, брат Садовник скончался вскоре после того, как ты видел его в прошлый раз. Вследствие острой интоксикации у него отказали внутренние органы. Те нарывы, что ты видишь на коже больных, появляются и внутри. От напряженной физической деятельности они лопаются и наводняют организм токсинами. Когда те превышают определенный уровень, внутренние органы просто перестают функционировать.
Афанасиус еще раз посмотрел на корчащиеся тела, привязанные к койкам, и представил себе, как нарывы покрывают их изнутри — те самые нарывы, которые в эту минуту могли образовываться и в его собственном теле.
— Куда же нас определят? Здесь уже нет места, да и смысл карантина ведь не в том, чтобы контактировать с уже заболевшими.
— Этим вопросом занимаются сейчас стражи. Я и мои сотрудники займем оставшиеся пещеры-изоляторы. Не сомневаюсь, что стражи подыщут что-нибудь подходящее.
В голове Афанасиуса закружились мысли о том, как лучше использовать неизбежную изоляцию.
— Можно внести предложение? Здесь поблизости библиотека, до нее легко добраться, минуя наиболее оживленные участки обители. Можно превратить во временный изолятор один из читальных залов, это никому не повредит. Сейчас библиотека все равно закрыта, а ее полная отгороженность и система искусственного климата гарантируют, что выдыхаемый нами воздух не заразит никого из братьев.
— Я внесу такое предложение, — кивнул Сименон. — Пока же выйди отсюда и подожди в коридоре. Я позвал и других старшин разрядов. Но с тобой хотел побеседовать сразу — не сомневался, что ты поймешь логику и здравый смысл предпринятых нами действий, а может быть, окажешь посильную помощь, чтобы уговорить других.
— Разумеется.
Словно по заказу, кто-то тут же принялся барабанить в дверь, перекрывая вопли и стоны, и Сименон отворил дверь, за которой оказался растерянный брат Аксель. Афанасиус выскользнул из палаты, положил руку на плечо Акселя, заставляя того отвернуться от ужасающего зрелища.
Аксель стряхнул руку и посмотрел на Афанасиуса с плохо скрытой ненавистью.
— Ну, видишь, что ты натворил? Ты навлек на всех нас чуму.
— Будем надеяться, что не навлек, — возразил Афанасиус. — Во имя спасения нас обоих станем молиться о том, чтобы это оказалось не так.
79
Подгоняемый сильным ветром, который дул над Атлантикой, белый голубок на хвосте самолета ДС-9 стремительно несся вперед и вперед, к самому дальнему краю Европы. В международном аэропорту Газиантепа он приземлился немного раньше расписания, без десяти три ночи.
В три минуты четвертого к нему подъехал автопогрузчик и поднял свою платформу на уровень пассажирской двери. На платформу вынесли ящик, формой и размерами сильно напоминавший гроб; здесь же устроился великан-блондин, одетый во все черное. Он положил ладонь на ящик, будто приносил присягу на великанской Библии. Погрузчик опустил и ящик, и пассажира на землю, где их уже ждал фургон с открытыми задними дверями и вставленным в гнездо ключом зажигания. Блондин без посторонней помощи перегрузил ящик с платформы в задний отсек фургона, захлопнул двери, а сам взобрался на водительское сиденье. Повернул ключ зажигания, и механический голос системы Джи-Пи-Эс дал первые указания в соответствии с заранее запрограммированным маршрутом движения. Прошло еще четыре минуты, и блондин, выехав через охраняемые ворота аэропорта, оказался на подъездной дороге, которая вилась вдоль ограждения и вскоре вывела его на шоссе, уходящее от аэропорта в горы, к Руну.
Одолев горный перевал, фургон в половине четвертого въехал в предместье города. Бесстрастный голос с приборной панели направил его к широкому Восточному бульвару, затем по кольцевой дороге, которая шла вокруг Старого города, и, наконец, к северо-восточной части последнего, носившей название «Квартал Теней». Еще через девять минут фургон прибыл в пункт назначения.
Дик загнал машину в помещение склада, пристроенного к нижней части городской стены, задним ходом подъехал к погрузочной площадке и заглушил мотор. В Старый город не допускали грузовые машины. Многие тонны продуктов и прочих грузов, предназначенных для кафе и сувенирных магазинов, ежедневно доставлялись туда фуникулером. Похожий на огромные неуклюжие американские горки, этот фуникулер шел от городской стены вверх по склону холма внутри каменного туннеля, который начинался в помещении главного продуктового склада.
Убедившись, что в помещении никого нет, Дик встал с водительского места, взял тележку и открыл задние двери фургона. Похожий на гроб ящик он установил на тележку и покатил к кабинке фуникулера, которую предусмотрительно оставили у самого входа в туннель. Дверца была уже открыта. Дик поставил ящик в кабинку, потом сам занял место, предназначенное для того, кто сопровождал груз, и открыл в телефоне свой почтовый ящик, чтобы перечитать посланные ему ранее инструкции.
Сняв предохранительный колпачок с панели управления, он нажал на третью по счету из трех красных кнопок. Кабинка медленно тронулась с места, направляемая по своему пути цепной передачей, мягкими резиновыми шинами и электромотором, работу которого трудно было расслышать даже в ночной тишине. Они двигались в слабо освещенном туннеле, постепенно поднимающемся все выше и выше, пока не достигли третьей, последней, остановки — в самой верхней точке Старого города, у вала, окружающего подножие Цитадели.
На часах было без девятнадцати четыре.
Драган облокотился о шершавую стену пещеры приношений и, будто нахохлившийся коршун, во все глаза смотрел в отверстие люка вниз. Там не было никого и ничего, только натриевые лампы заливали нездоровым светом улочки Старого города, который ярким желтым пятном простирался у подножия Цитадели.
Посвященный чувствовал, как ночной холод до косточек пробирает его ослабевшее тело, но одновременно ему казалось, что свежее дыхание ветра принесло с собой запах близкого дождя или же солнце выглянуло из-за туч и стало согревать его своим первым лучом. Подобно тому, как океан откликается на притяжение луны, так и каждая его клеточка отзывалась на приближение Таинства.