Ключ
Шрифт:
— Да, — ответил Библиотекарь, — у нас есть почти всё, что требуется. Беда лишь в том, что попасть в нужный нам мир в настоящее время проблематично!
— Разве у вас больше нет той книги, с помощью которой вы меня отправили туда, когда я хотела найти Фига и Быка?
— Есть-то она, есть, — сказал Библиотекарь с долей неудовольствия, — но беда в том, что она составляла с формуляром возвращения единую систему! Теперь же, когда формуляр утрачен, я не могу ручаться за то, что вы попадёте именно в то измерение, которое требуется. Можно, конечно, выписать новый формуляр, но у меня это врядли получится. Я не занимался такими вещами уйму времени. Вот если бы здесь была Фоллиана… Это ведь входило в её обязанности!
— А ваши собственные возможности? — спросил профессор
— Я удивляюсь вам, профессор! — проговорил Библиотекарь, не без сарказма в голосе. — Вам должна быть известна разница между библиотекой и нагромождением полок, заполненных книгами!
— Собрание Великого Инквизитора не каталогизировано? — догадался профессор Прыск.
— Точно! Там полный хаос! Фактически, это свалка книг, в которой ничего невозможно найти. Кустарная каталогизация капитана Барбаруса — просто прорыв в цивилизацию по сравнению с дикостью, которую допустил в своём хозяйстве обормот Дульери! К сожалению, этой новацией я тоже не могу воспользоваться, так-как это не более чем любопытный эксперимент дилетанта.
— Но что же нам делать? — воскликнула Анджелика, которой рассуждения учёных мужей напомнили пословицу — «Куда ни кинь — всюду клин!» — Неужели выхода нет и всё потеряно?
— Что вы, принцесса, что вы! — спохватился Библиотекарь. — Выход всегда есть. Более того, этих выходов несколько, просто мы пока не знаем, какой из них лучше, и стараемся отмести все варианты, которые неприемлемы. Так легче найти правильный путь!
— Мне представляется наиболее правильным расспросить обо всём самого капитана, — сказал профессор Прыск. — Кстати, от мисс Фоллианы нет известий?
— Нет, — мрачно ответил Библиотекарь. — Видимо, поиски затянулись или что-то стряслось. Но я не чувствую никакой тревожной пульсации со стороны книги. Значит, панику пороть не стоит и можно ещё подождать. А иначе я бы уже давно был там.
— Но есть ещё одно предположение, — задумчиво произнёс Прыск. — Я почти уверен, что капитан Барбарус не утратил связь с миром, который является его Родиной. Если нам удастся эту связь найти…
— Но, как вы собираетесь её искать и где?
— Пока не знаю, но знаю, кто может мне в этом помочь. Вот только бы не быть при этом съеденным раньше времени!
Глава 88
Баланс добра и зла с точки зрения зла
— И ты отдала наконечник этим… Этому…
Казалось, глаза Огнеплюя сейчас выскочат из орбит, а сам он спрыгнет с койки, чтобы показать кое-кому, где раки зимуют. Но Мегги без труда уложила его обратно, сопровождая свои действия успокоительным — «Чи, чи, чи, чи, чи, чи, чи!»
Он был, ещё очень слаб, хоть врач, который извлёк пулю, просто светился от оптимизма. Но о своём пациенте эскулап отзывался несколько противоречиво. С одной стороны говорил, что парню сказочно повезло, а с другой, что в первый раз в жизни видит такой образчик, и что выжил он только лишь благодаря феноменальной физической выносливости.
Из этих слов Мегги поняла, что не встреть они дона Дульери, и не приведи тот к раненному этого доктора, Огги мог бы сейчас отправиться к Звёздному Дракону. В связи с этим она решила про себя, что отсыпет немного золота из своей подстилки для того, кто спас её брата или даже отдаст ему целиком подстилку Анджелики, ведь та врядли снова примет драконий облик и вернётся в пещеры.
Огнеплюй поправлялся, хоть и был ещё очень слаб. Мегги проводила с ним всё время, пока он не спал, стараясь развлечь брата разговорами. И надо же ей было сегодня проболтаться ему про наконечник! Впредь, следует сдерживать свою болтливость, что оказывается, не так легко, как она думала.
С доном Дульери они в последнее время беседовали постоянно. Чаще всего это происходило за ужином, так-как днём мафиози часто был занят, а потому ужины у него были обильнее и продолжительнее обедов.
Дульери любил рассказывать
— Меня многие не понимают! — с хорошо разыгранной горечью говорил тот, кто взял на себя ответственность за зло в мирах населённых разумными существами. — Вот взять моих братьев. Ангел, которого вы знаете под именем Фигольчика, Фига или Фиглориуса, думает, что миры будут жить просто великолепно, если зло уничтожить или просто загнать в подпол и там запереть. Не буду терзать ваши ушки рассуждениями о пользе зла, скажу лишь, что даже если бы такой эксперимент удался, победившее добро мгновенно обрело бы собственную полярность. А это значит, что, оставаясь добром по названию, оно разделилось бы на «добро доброе» и «добро злое». А что это, как не деление на добро и зло «де факто»? Зачем, спрашивается копья ломать и идти на бесчисленные жертвы, без которых никакого низвержения зла не бывает, если в итоге получаешь то же самое? Я вам больше скажу — стремясь искоренить зло, «злое добро» начинает действовать радикально, применяя очень привлекательные жёсткие меры. Ведь это так просто — истребить всех сторонников зла! А чтобы закрепить победу, уничтожить всех сочувствующих злу и его сторонникам, а заодно всех подозреваемых в этом сочувствии и всех потенциально подходящих для кандидатов в такие подозреваемые. В итоге воинствующее «добро» совершает злодеяния настолько чудовищные, какие никакому злу не способны прийти в голову! Но самое забавное, (извините мой невольный злодейский сарказм), что «злое добро» в конце концов, подминает под себя «добро доброе», душит и уничтожает его, как очевидную угрозу для своего существования! В это трудно поверить, но история столь любимых вами людей изобилует такими примерами. Это повторяется каждый раз, когда человечество начинает очередную борьбу со злом или с тем, что ему представляется таковым. И каждый раз такая борьба заканчивается рождением нового зла, которое многократно больше и безжалостнее зла старого!
Дульери сделал паузу, чтобы отрезать кусок великолепного пирога и положить его на тарелку Мегги.
— Я вот понимаю ценность и необходимость добра, и вовсе не горю желанием его истребить или упечь за решётку. Я предоставляю добру расти на подконтрольной мне территории самостоятельно. Никак ему не препятствую и даже помогаю, но беру плату за свои услуги. Вот, например, этот пирог. Его создал замечательный кондитер, настоящий мастер своего дела. Это ли не добро? Этот человек живёт и творит свои шедевры под моим покровительством. Он платит мне дань, а я даю ему возможность спокойно жить и работать, потому что кулаки, дубинки и стволы моих людей, это хорошая гарантия безопасности для того, чьё призвание далеко от таких понятий, как боевое искусство!
Но, предположим, что кто-нибудь искоренит меня, как зло. Знаете, что будет? Этому кондитеру станет обеспечивать безопасность полиция. Казалось бы, какая разница? Разница в том, что для полиции, (представим, что она состоит из одних кристально чистых и честных сотрудников), этот кондитер и те, кто угрожает его спокойной жизни — хулиганы, мелкое и крупное ворьё, бандиты-налётчики, недобросовестные конкуренты, все имеют равные с ним, с кондитером права, и их жизнь объявляется равноценной его жизни.
Не верите? Тогда послушайте, что об этом говорят сами господа полицейские, и прежде всего их высокопоставленное начальство, когда выступает с публичными заявлениями. В результате, перевес оказывается на стороне врагов таких трудяг, как наш кондитер. Граждане живут в атмосфере постоянного страха и угрозы своему бизнесу и самой жизни. Преступники же чувствуют себя в известной мере безнаказанно, ведь сопротивление им со стороны законного «добра» гораздо ниже.
И что же мы будем иметь в итоге? Как следствие — весьма скверный пирог, созданный человеком разлюбившим своё дело из-за того, что оно не приносит ему материального благополучия, и из-за того, что заниматься им приходится в обстановке нервной, напряжённой и лишённой стабильности. Вот вам и добро!