Ключ
Шрифт:
— Пожалуйста.
Они вышли в коридор, и Трофим Иванович удивленно подумал, что Софья Павловна, невысокая, хрупкая на вид женщина с маленькими руками, на самом деле волевой человек: сила и уверенность чувствовались в каждом ее движении, точном и законченном…
Дверь в комнатушку Демида отчим открыл бесцеремонно, по-хозяйски, не постучав. Мальчик сидел на табуретке перед железным столиком от швейной машинки «Зингер» и трехгранным напильником опиливал ручку для чайника, зажатую стальными челюстями тисков. Увидел Софью Павловну, тут же поднялся с табурета и предстал перед нею плечистым пареньком среднего роста, с едва приметными, еще не знавшими бритвы усиками, тенью лежавшими на верхней губе. Пышные, темно-русые, слегка вьющиеся волосы непокорно нависали над высоким лбом. Продолговатое лицо было немного необычным: под темными, густыми, сросшимися на переносице бровями, никак не гармонировавшими со светлыми волосами, светились по-юношески открытые синие глаза. Прямая линия бровей словно перечеркивала лоб темной чертой, и, возможно, поэтому глаза, казалось, мерцали. Прямой нос с тонкими ноздрями, впалые щеки и по-детски пухлые губы дополняли портрет этой встревоженной юности.
Софья одним взглядом окинула комнатку Демида — тихая музыка доносилась из приемника, такая тихая, что никто в коридоре не мог ее услышать. И, может, именно эта деликатность, сдержанность многое сказали Софье Павловне и про самого Демида, и про его отношения с Колобком.
— Знакомьтесь, Софья Павловна, — подчеркнуто весело, громко и значительно сказал Трофим Иванович, — это и есть мой пасынок, которого я бы мог с полным правом назвать собственным сыном, так хорошо и дружно прожили мы с ним многие годы.
— Очень приятно, — сказала Софья, протягивая свою маленькую сильную руку.
— Ну, — засмеялся Колобок, — на «вы» его еще рановато называть.
— Нет, отчего же, — не согласилась Софья, — если юноша скоро уйдет в армию, возьмет в руки оружие, то это уже наверняка взрослый человек.
— Не имеет значения, — ответил Колобок, — для меня он был и на всю жизнь останется ребенком.
— Что вы делаете? — спросила Софья, обратившись к юноше.
Демид молча отпустил тиски и показал Софье ручку от чайника.
— Это пустяки, — гордо сказал Колобок, — настоящее его призвание — радио. В армии его наверняка пошлют в какую-нибудь радио- или ракетную часть, и оттуда он вернется настоящим специалистом.
Софья взглянула на настенный календарь, который висел рядом с большим мужским портретом, на другой стене увидела репродукцию картины, вырезанную из журнала «Огонек», — в морском просторе, подернутом серебристо-белыми барашками, летят, как на крыльях, почти касаясь воды белыми парусами, легкие, похожие на лебедей яхты.
— Почему здесь на окне решетка? — спросила она.
— А это еще дореволюционный хозяин дом ставил, у него тут, верно, какой-нибудь склад находился. Богатый, видать, был, полюбуйтесь, сколько металла не пожалел. Теперь, чтобы их сбить, весь потолок разрушить придется.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво сказала Софья, и Демид, словно поняв или узнав про нее что-то свое, только ему одному известное, сверкнул синевой глаз и снова спрятал взгляд за тенью густых темных ресниц.
— Очень приятно с вами познакомиться, — повторила Софья.
— Да скажи ты хоть слово, чтобы наша гостья, по крайней мере, услышала твой голос, — засмеялся Колобок.
— Ничего, — улыбнулась и Софья, — у нас еще будет время наговориться. Всего хорошего.
Демид молча поклонился. Трофим Иванович пропустил гостью вперед и вышел вслед за нею, прикрыв дверь.
— Вы не думайте, — сказал он, когда они вернулись в большую комнату и Софья устроилась в кресле, в котором обычно любил сидеть сам хозяин, — он вовсе не грубый, а воспитанный парень. Все это от волнения.
— А я и не думаю, — мягко улыбнулась Софья, — наоборот, Демид показался мне деликатным пареньком. Могу вам даже больше сказать, он мне очень понравился.
Раненое любовью сердце Колобка дрогнуло от ревнивой тревоги. Мелькнула мысль, что по возрасту Софья стоит где-то посредине между ним и Демидом… Да нет, глупости какие-то лезут в голову.
— Приятно слышать, — сказал он, — тем более что вы не ошиблись. Демид действительно славный парень и наверняка будет достойным защитником нашей Родины.
— Я в этом уверена, — просто ответила Софья, поглядывая, как Трофим Иванович, уже забыв про Демида, накрывает на стол.
— Прошу, — наконец сказал он, критически оглядывая свою работу, — это, конечно, холостяцкий стол, но, я надеюсь, вам понравится. Вот эти пирожки пек Демид. Он все умеет делать. Нравится?
Трофим Иванович взглянул на Софью. Она отламывала кусочек маленького, хрустящего пирожка с капустой, и ему показалось, что ответ на этот обычный вопрос мог означать значительно большее, чем похвалу кулинарному искусству Демида.
— Нравится, — весело сказала женщина, — нравится, — еще раз повторила она и добавила уверенно: — Вы спрашивали меня, согласна ли я стать вашей женой. Так вот, я не стану вас долго томить ожиданием ответа.
В тот вечер Софья ушла вскоре после ужина. В коридоре она неожиданно пошла не к выходу, а свернула к комнате Демида, постучала в дверь, та сразу распахнулась.
— До свидания, Демид, — сказала женщина, — вы ничего не будете иметь против, если я на какое-то время… а возможно, и на всю жизнь, останусь с вами?
— Буду очень рад, — через силу проговорил Демид, — очень.
— Спасибо, — послышалось на прощание. Демид минуту постоял на пороге, проводив взглядом отчима, потом для чего-то, резко надавив на дверь, запер ее на ключ.
Что смутило его, вызвав горькое чувство одиночества? Ревность, обида? Настало время, о котором ему как-то и не думалось прежде. Трофима Ивановича, единственного человека, которого он мог назвать родным, у него намеревались отнять. Он никогда не задумывался над вопросом, любит ли он отчима, а сейчас выяснилось, что любит. И одновременно он ясно почувствовал, что и Софья ему не безразлична. Вдруг пришло воспоминание: когда-то в журнале он видел ее портрет. Она была известной гимнасткой, о ней писали в газетах, как о будущей чемпионке, и вдруг имя ее исчезло, забылось. Позднее в спортивной газете промелькнула заметка о тяжелой травме, полученной ею во время тренировки. Очевидно, гимнастке пришлось бросить спорт.