Ключ
Шрифт:
— Абсолютное большинство.
— Ну, а что, например, нельзя?
— Нежность, например, выразить математически невозможно.
— Это верно, — снова улыбнулся Демид, — ну а вот такую обыкновенную штуку, как, к примеру, нос, можно выразить математически?
— Конечно. — Павлов с интересом посмотрел на Демида, еще не понимая, куда он клонит. — Правда, все зависит от того, что ты про этот нос знаешь.
— Ну, скажем, длина носа, ширина крыльев, угол носа, в веснушках он или нет, прямой или курносый, расстояние между глазами…
— Правильно, все эти данные называются параметрами и с их помощью можно каждый нос описать более или менее точно.
— Хорошо, — весело согласился Демид, и Павлов снова не понял причины его веселости. — Теперь представьте себе такую ситуацию. Мне может понравиться девушка, которая имеет только определенный нос. Ну, скажем, в веснушках, длиной в семьдесят миллиметров и так далее. Ищу я ищу по свету такую девушку, а подходящего носа не нахожу. Тогда я обращаюсь ко всем моим знакомым, к примеру, их у меня пять тысяч, и прошу описать всех их подружек и сообщить адрес каждой из них. Допустим, что они, мои добрые друзья, охотно все это исполнят. Какие-то параметры они знают, какие-то не знают… Я логично рассуждаю?
— Абсолютно.
— Ну вот, эти данные я запускаю в электронно-вычислительную машину. После того как сообщаю ей мой идеал носа и спрашиваю, где живет эта девушка, может машина мне ответить?
— Ты меня разочаровал, — сказал Павлов, — я думал, ты спросишь что-нибудь посложнее, а это проще пареной репы. Современная машина выдаст тебе не один, а несколько адресов, где проживают хорошенькие девушки, с носиками, соответствующими твоему идеалу. Если есть какие-нибудь дополнительные данные, скажем номер телефона, выдаст и его, чтобы ты мог позвонить, не теряя времени даром. Вот вернешься из армии, помогу тебе такую машину сконструировать.
— Вы могли бы?
— Конечно. Но, думаю, вряд ли тебе понадобится моя помощь — на белом свете уже давно живет девушка именно с таким носиком, о котором ты мечтаешь. А когда вы встретитесь — это только вопрос времени.
— Никакая девушка мне не нужна, — почему-то рассердился Демид.
— Поживем — увидим, — засмеялся Павлов.
Он постоял, глядя, как исчезает за стеклом прозрачных дверей плечистая юношеская фигура, довольно усмехнулся, потом задумался. За вопросом про девичьи носы явно чувствовалась какая-то другая скрытая мысль. Что это могло означать?
А Демид тем временем направился домой, вошел в свою комнату. В зарешеченное окно заглянуло солнце, и в его лучах отчетливо проступила убогость жилья: железный столик от швейной машинки «Зингер», вся его так называемая мастерская, которой он еще совсем недавно гордился. Завод, просторный, светлый, стоял перед глазами, и ничто на свете не могло с ним сравниться. Теперь бедность собственного жилища ощущалась особенно сильно, но мысль эта не причинила боли. В его жизнь вошла настоящая радость: появилась мечта. Теперь он знает, для чего живет на свете.
Чувства требовали немедленного выхода, ими нужно было с кем-то поделиться. Он вышел в коридор, остановился у дверей комнаты учительницы. Услышав тихую музыку, возможно включенный телевизор, постучал.
— Входи, Демид, — уверенно отозвалась Ольга Степановна.
Она сидела в глубоком кресле перед телевизионным экраном, мерцающим серо-зеленым светом. На сцене легко танцевала балерина, ее тонкие, выразительные руки чем-то напоминали пластичное движение змеи.
— Кофе приготовить?
— Нет, спасибо. Очень захотелось поговорить с вами, вот и заглянул. Сегодня был у Павлова на заводе. Знаете, Ольга Степановна, я теперь безошибочно знаю, о чем нужно мечтать. Вот так жил, жил, не утруждая себя раздумьями, и вдруг все изменилось.
— Что же ты увидел на заводе?
— Машину, умную машину. Нет, неправда, не только это. Я там увидел мечту. Я хочу строить такие машины. Пусть не сейчас, пусть позже. Я знаю, этому нужно долго учиться, много знать. Меня это не страшит, наоборот, увлекает. Знать, чего ты хочешь, — это очень важно. После армии сразу пойду на этот завод.
На экране телевизора вдруг поплыли черные линии, суматошно замелькали штрихи, руки балерины сломались в уродливом зигзаге. Демид взглянул на учительницу с укором:
— Что же вы мне раньше не сказали, Ольга Степановна?
Вернулся к себе, взял отвертку, плоскогубцы. Поколдовал что-то над телевизором, и снова четко проступили контуры, только теперь уже не балерины, а певца.
— Какой же ты молодец, Демид! — сказала Ольга Степановна. — Спасибо. Поведешь меня в кино?
— Конечно, пойдем.
Он прошел на кухню, почистил купленную Трофимом Ивановичем рыбу, сложил в эмалированную миску, пожарил, накрыв ее тарелкой. В комнате прилег на кровать, взял книгу, стал читать и неожиданно задремал…
Тихий стук в дверь показался ему спросонья раскатом грома. Быстро вскочил: Софья Павловна стояла на пороге и улыбалась.
— Добрый вечер, — с трудом выдавил он из себя.
— Прошу ужинать, — пригласила Софья.
— Ужинать? Уже вечер? — удивленно спросил Демид, чувствуя, как пол уходит из-под ног и весь мир становится шатким и зыбким.
— Конечно. Самое время. Чему вы удивляетесь?
— Я всегда ужинал на кухне.
— А теперь будем ужинать все вместе. Что в этом странного?
— Нет, ничего, конечно, спасибо.
Софья Павловна все поняла. В душе ее бушевали противоречивые чувства. Решение Колобка самому воспитать пасынка вызывало уважение, больше того, удивляло: немногие взялись бы бескорыстно за такое дело. Если бы не Демид, Софья Павловна вряд ли согласилась перейти жить к Колобку, хотя видела его искреннюю влюбленность. Она в свое время познала силу этого прекрасного чувства, оно оглушило, наполнив радостью, счастьем, заставило боготворить человека, который вскоре оказался обыкновенным негодяем. Месяца через два после свадьбы откуда-то с Урала приехала первая его жена с ребенком, еще через месяц из Алма-Аты — другая, правда, без ребенка, но со свидетельством о браке. Обида, разочарование ошеломили ее.