Ключи и замки

Иванько Татьяна

– Это бабушка сказала? – удивился я.

– Нет, бабушка ничего не говорила, но в прошлый раз так было, значит, и сейчас. Я и Славе так сказала.

Славой она называла Всеслава, никто его так не звал, только она, Агнессе это не нравилось, она даже попыталась с этим бороться, но Всеслав сказал во всеуслышание, что хочет, чтобы Ли назвала его так, как нравится ей.

– Как Ли хочет, пусть так и гаваит! – ещё картавя, но твёрдо заявил он во время воскресного обеда, на котором присутствовал и ваш покорный слуга. Это было три года назад.

Бабка только гневно посмотрела

на него, но не возразила, она души не чаяла в этом мальчике, который оставался её единственным прямым наследником. У неё был племянник, Всеволод, которому теперь было уже за двадцать, но при всех своих достоинствах, он не был ни сыном, ни внуком Агнессы, и я знал, как ей не хотелось вводить его в курс дел. Нет, она приберегала все свои знания, связи с другими кланами в Вернигоре и по всему миру, все ключи к господству для внука. А для мальчишки самым близким человеком была Ли, я думал иногда, что, если бы не было необходимости создать Ли для спасения Евы, то её надо было бы создать для Всеслава. Не хочу даже представлять, как жил бы этот мальчик в большом доме, где было всё, кроме того, что необходимо мальчику: друзей, воли, простора, бесшабашности. Он был почти как в темнице, а Ли была окошком, в котором он видел небо и через которое вдыхал свежий воздух. Как и я, впрочем.

И вот малышка вложила свою маленькую ручку в мою ладонь, и посмотрела на меня снизу вверх.

– Пойдём?

Она ещё и зовёт меня… вообразите, что я почувствовал в тот момент. Я должен был вести милого ребёнка на очень болезненную экзекуцию, на которую обрёк её я. Более того, она подбадривала меня, а не я её.

Когда делали прокол, Ли взяла меня за руку снова, я остался и не ушёл, потому что сейчас это стало бы предательством. Ли сильно сжала мою ладонь, зажмурилась, но не закричала, мне казалось, я сейчас закричу…

После я не дал везти её на каталке, пусть она мягкая и даже тёплая, а поднял на руки и сам отнёс в палату, где ей предстояло отдохнуть пару часов, прежде чем мы отпустили бы её домой. Ли прильнула головкой к моей груди, единственный человек, кого я когда-нибудь держал в руках, кто вообще был ко мне так близко.

Снова пришлось сделать пункцию несколько раз. И в этот раз всё прошло не так благополучно, Еве не становилось лучше. Её организм не воспринимал повторного лечения, показатели крови не улучшались, а чувствовала она себя всё хуже, несмотря на множество лекарств, которые мы применяли к ней. Агнесса рвала и метала, если можно, конечно, так назвать её холодный и презрительный гнев.

– Повтори курс, – сказала она мне, когда я рассказывал ей, что ожидаемого эффекта мы не наблюдаем.

– Это ничего не изменит.

Агнесса прожгла меня взглядом.

– Повтори курс.

– Мы напрасно мучаем Ли…

– Мне плевать, ты слышишь?! – прошипела она, поднимаясь из кресла, в котором сидела до этой минуты за своим столом. – Я готова замучить кого угодно, только бы была жива моя дочь.

– Не всё в наших руках, Агнесса Всеволодовна, – сказал я, понимая, что после таких слов может последовать.

Она посмотрела на меня, свирепея:

– Что ты сказал?! Что ты сказал?! Ты думаешь, я смирюсь с тем, что переживу

Еву?! – мне показалось, что она стала такой огромной, что способна откусить мне голову. Или даже перекусить напополам.

Я открыл было рот, собираясь что-нибудь сказать, но слова слиплись в горле каким-то бесформенным куском.

– Ты пойдёшь, и повторишь курс лечения. Ты всё понял? – прошипела Агнесса. И мне подумалось, вот почему она «Агнесса», а не Аглая. Она шипит как змея, как это шипящее имя.

Собрав все мои душевные силы, я ответил:

– Я не позволю этого. Это не имеет смысла.

– Ч-шшто-о-о?!.. – бесцветные глаза выкатились из орбит.

– Вы не заставите меня снова. Просто смерть приходит однажды за каждым из нас, – твердея всё больше, сказал я.

– Смерть? – Агнесса задрала подбородок, глядя на меня сверху вниз, и дело было не в том, что она высока ростом, а я невелик, мы почти вровень, а в том, что она знала свою силу, а моя была только внутри меня. – Не-ет, Тан Линг, эта угроза устарела, я не повторяю сказанного несколько раз.

И смотрела на меня своими узкими зрачками, отчего глаза казались вовсе белыми и ещё более жёсткими и злыми, чем всегда.

– Смерти можешь не бояться. Но ты, кажется, привязался к девчонке? – она сощурила веки. – Так вот, Афанасий, её увезут отсюда и продадут, как обычную рабыню. Она же никто и ничто. И как она будет жить, ты даже не узнаешь.

– Вам не жаль Всеслава? Он тоже привязан к Ли, – теряя силы пробормотал я.

– Чепуха. Он мальчишка, через неделю и не вспомнит.

– Сомневаюсь, – сказал я, уже почти не слышно, хотя я не только не сомневался, я был уверен, что Всеслав будет страдать в одиночестве, даже учитывая, что он, действительно начал ходить в школу, здесь же в Вернигоре. Но друзей так и не завёл, друг у него был дома. Но Агнессе, и правда, на это плевать. – Она ваша внучка. Как вы…

– Внучка? Она мне никто. Подделка. Твоя бесполезная выдумка. И мне плевать, что с ней будет. Никто ничего не заметит. Не посмеет заметить. Все будут говорить то, что скажу я. Или ты сомневаешься?

Увы, я не сомневался. Эта женщина сделает так, как говорит. Поэтому, когда она, ещё больше сузив глаза, произнесла:

– Так что? Ли едет рабыней на восток или на юг, или она остаётся здесь, где её кормят с золотой ложки, где в своё время она составит партию доброму юноше из достойной семьи, а не будет удовлетворять потребности своего владельца или переходить из рук в руки? Решать тебе, Афанасий.

Ну что было решать? Что я мог решать?..

Да, мы промучили Ли и Еву ещё два месяца. Но ничто не помогло. Ничто не могло помочь, я, большой ученый, знаю, как никто, что если смерть должна забрать человека, то непременно заберёт и не поможет ничто. Как ничто не поможет родиться. Или умереть, если не время.

Измученная Ли после очередной пункции отправилась домой, а Ева осталась у меня в клинике, и ей становилось всё хуже. Я зашёл к ней в палату, она посмотрела на меня прозрачными светло-голубыми глазами, почти такими как у матери, только у Агнессы в них сквозила зелень и было намного меньше тепла и жизни, чем у умирающей Евы.