Ключи и замки
Шрифт:
Фос выступил вперёд, будто перекрывая меня ото всех, от неё в первую очередь.
– Вера, ты не хозяйка миров, ты лишь царишь, но законы мироздания творишь не ты. Эта девочка здесь потому, что так повелел ТОТ, кто создал всё и всех. Потому что она увидела путь и увидела проводников, – сказал Фос, подняв голову.
Тут откуда-то с холма послышался гулкий, хоть и, очевидно, приглушённый его обладателем голос.
– Так она и не человек, Вера. Ты слепа, как и положено, а мы все видим.
Я посмотрела в направлении голоса, предполагая увидеть великана, так и оказалось. Он
– Как ты глуп, Йевонос, – сердито проговорила Вера.
Он рассмеялся, обнажая белоснежные крупные зубы, и развёл руками:
– Зато я всегда прав.
– Если она не человек и не подобна нам, то, что она такое, и почему явилась сюда? – произнёс кто-то, я не успела увидеть, кто, потому что откуда-то, будто из самого плотного здешнего воздуха сгустился Голос.
Именно так, он звучал сразу отовсюду, не перекрывая музыку, но сливаясь с ней, она будто входила в него, а он растворялся в её звуках, становясь прекраснее всех звуков на свете.
– Почему вы посмели рассуждать, кто и почему входит в мир. В этот мир или в любой иной из миров? Почему вы посчитали возможным вообще говорить о моём создании, вы, полувыдумки, полудухи. Не сметь больше обсуждать смертных. Эта девочка вхожа во все миры и во все времена, потому что вобрала в себя всех людей, и вы будете принимать её, когда бы ей ни вздумалось прийти к вам.
Окружающие притихли, мне даже показалось, словно присели, признаться, я сама захотела уменьшиться, и стать невидимой, хотя голос говорил обо мне, как о желанной гостье.
А Голос, между тем, обратился уже непосредственно ко мне:
– Дитя моё, с этого дня знай, что тебе открыты все врата, ты можешь только пожелать, и войдёшь, куда вздумаешь.
Я растеряно подняла голову, словно надеясь увидеть того, кто говорил, но небо было всё так же густо-голубое, деревья шелестели листвой под прикосновениями легких ветерков, всё так же журчал ручей и пели птички, и музыка тоже продолжалась, слилась со всем этим, даже с ароматами. Ничего и никого похожего на человека или Творца всего этого, я не видела. Да я и понимала, что не увижу. Я как-то сразу внутри себя поняла это.
Между тем Фос посмотрел на Нокса и тот кивнул, понимая его без слов. Но слова я всё же услышала:
– Ну что, братец, идём назад, девчонке отдохнуть надо после путешествия. Для первого раза достаточно.
Нокс улыбнулся и подал мне руку.
– Теперь можно? – спросила я.
Он кивнул:
– Ты же слышала, тебе всё теперь можно.
– Почему? – спросила я, подавая ему руку.
– Потому что ты человек, любимое творение Божие.
Ладонь у Нокса оказалась тёплой и словно немного надутой изнутри, но не такой плотной и осязаемой, как обычно бывает у людей. Когда я коснулась его, его волосы и плащ перестали «дымиться», а заструились как и положено волосам и плащу под лёгким здешним ветерком…
Глава 4. Видеть и хотеть большего
…Рано утром, намного раньше, чем обычно, я пришёл в клинику, поднялся на лифте, всё было тихо, сотрудники приходят намного позднее, а сейчас едва рассвело, в здании оставались только те, кто работал в ночные смены в лабораториях, и присматривал за пациентами. Я пришел так рано потому что не мог спать, потому что сегодня исполняется семь лет Ли, семь лет назад в такую же ночь она появилась на свет, я не могу сказать «родилась» потому что я знаю, как именно она появилась на свет, как и её названный брат перед тем. Я очень беспокоился о Ли, она была совсем плоха в последние дни, остеомиелит, которого я так боялся, когда мы приступали к пункциям, развился и теперь убивал малышку. Несмотря на все принимаемые меры, её жизнь буквально висела на волоске, и она оставалась жива только потому, что я наделил её организм необыкновенными качествами защитных и восстанавливающих сил, будь иначе, она умерла бы ещё неделю назад.
Я вошёл в палату, где лежала Ли, где за всеми показателями её организма, которые ухудшались все предыдущие дни и внушали большое опасение, следило множество мониторов. Я вошёл в палату и… я не увидел Ли. Всё было так, как было, когда я уходил около трёх часов назад, кроме одного: Ли на кровати не было. Вчера она, слишком маленькая для этой кровати, спала очень тихо, было даже не видно, дышит ли она. А сейчас кровать была пуста. Мониторы молчали, дежурно мигая, а на кровати никого не было, одеяло было откинуто, окно распахнуто. Впрочем, оно было распахнуто и, когда я уходил, потому что было довольно жарко, несмотря на начало лета.
В беспокойстве я выбежал к коридор.
– Где Ли? – весь трясясь, спросил я у дежурной медсестры.
Она вздрогнула, избавляясь от своего полусонного состояния, и выпрямилась, глядя на меня.
– Как?.. Ну… спит.
– Вы перевели её? Ей стало хуже? Почему не вызвали меня?
– Перевели? – ещё больше удивляясь, проговорила сестра.
– Ли нет в палате! Где она?! – мне захотелось схватить и встряхнуть её, но я не сделал этого только потому, что мне всегда было неприятно касаться людей.
– Как это?.. Как нет?! – бледнея, проговорила девушка и поднялась.
Мы поспешили к палате вместе, дверь была распахнута, и в палате всё было то же: тихо пикающие мониторы и пустая постель. Тогда сестра, выбежала из палаты со словами:
– Я… сейчас… я всё узнаю… Доктор, вы только… я сейчас…
Она убежала, тихо шлёпая мягкими подошвами специальных туфель по полу, а я остался один в пустой палате. Я сделал несколько шагов к окну, подумав, и холодея от этой мысли, что, если Ли почему-то выпала из окна…
Но не успел я сделать и пары шагов, как Ли будто вошла в палату, оказавшись на подоконнике, осторожно, будто кто-то невидимый поддерживал её, соскочила на пол и тут увидела меня.
– Дядя Афанасий… ты… а мы тут… – она обернулась на окно, как-будто там кто-то был. – Вот, посмотри…
– Куда? – почти в ужасе спросил я, мне стало страшно, что она помешалась от лихорадки. Правда, я не подумал, что это не отменяет того, что она всё же только что появилась из ниоткуда, я намного позже вспомнил об этом.