Ключи от цивилизации
Шрифт:
— Я не в претензии, послушаю еще.
— Да вроде бы все сказала.
— Не верю.
— Почему ты загадочно улыбаешься? Тебе кажется смешными мои высказывания?
— Нет. Всего лишь удивляюсь, что не вижу нимба над твоей головой. Судя по выдвинутым тезисам и складу твоего мышления, он должен быть.
Стася рассмеялась и отодвинулась:
— Он есть. У тебя, у меня. Седьмая чакра — Сахастрара. Она дает удивительное свечение, а завихрение энергеполей создают впечатление некого венца. Это норма для всех! "Нимб"! —
— Не знал, — а улыбка с губ не сползала.
— Ну, что смешного?!
— А сама отчего смеешься?
— Легко с тобой, спокойно, вот и радуюсь.
— Кто мешает быть со мной всегда? — посерьезнел мужчина, осторожно обнял женщину, склонился над губами, но поцеловать не решился:
— Я не умею говорить красиво, складно, как ты. Мало знаю… возможно у меня целый букет отрицательных качеств, но я готов… хоть в воду головой, хоть в кандалы на исправленье… ради тебя. Стася…
Женщина отодвинулась, помрачнела:
— Зря.
— Почему? — опять ее к себе прижал. — Почему, Стася, объясни. Пожалуйста! Что во мне не так? Что?!
Русанова с печалью смотрела на мужчину:
— Ты симпатичный. Характер хороший, добрый… Ты очень хороший, Чиж.
— Но? Но, что? Что нам мешает быть вместе? Иван? Он против пар в группе?
— Это тоже.
— Хорошо. Я уйду или ты. Мы оба. Это решаемая проблема, даже не проблема.
— Не горячись. Ничего не решает уход. Проблема совсем в другом…
— В том мужчине из прошлого? Что у вас может быть общего? Он же банальный альфонс, ты ему деньги носишь…
— Николай, я не хочу обсуждать это, — оттолкнула его и пошла прочь по коридору.
— Ты обещала провести на лекцию, — поплелся за ней Чиж, ругая себя за настырность и неуклюжесть. Взять и сломать так бездарно то, что наметилось, как-то сблизило, сроднило.
— По-моему лекций на сегодня достаточно, но если хочешь, зайди в любую аудиторию и слушай сколько хочешь.
Стася откровенно сбегала, но от него ли? От себя. Николай нравился ей все больше, притягивал, но может ли она, имеет право поддаться? Как было просто и здорово придумать любовника из древности, и тем останавливать ухаживания друзей, но Чиж, как будто ничего не знает, его мифический возлюбленный не останавливает. И самое плохое, что Стасе импонирует даже эта упрямость, сродная нахальству.
Нет, так не пойдет, не стоит, ненужно. Нельзя — неправильно — весь спектр «не». А «за» — тоска, желание быть нужной, любимой, любящей — живой.
Стася зашла в лифт и взмыла вверх — Чиж не успел за ней.
Николай смотрел, как женщину уносит кабина вверх и, думал: не спроста Стася побежала от него. От Ивана и Иштвана она не бегает, правда те и не настырны, как он, но вот кто прав, кто не прав — вопрос. Ответ же в Стасе. Может, дрогнула и потому бежала? Значит,
Глава 12
Стася вошла в комнату и открыла нишу над изголовьем постели. Там был своеобразный аналой, тайник в котором только он и больше никого. Прошлое, законсервированное в нише, где он остался каким был, где даже запахи и звуки тех дней, что вместе провели. Илья…
— Это кто? — спросили за спиной. Стася дернулась и поспешила закрыть нишу, огрызнувшись:
— Какая разница?
— Я просто спросил.
— Я ответила, — обернулась, с упреком глянув на Иштвана. — Стучать не пытался?
— У тебя открыто. Ты последнее время вовсе не закрываешься.
— Это повод вламываться без предупреждения?
— Не ворчи.
— Что надо-то?
— Хотел к нам пригласить, посидеть, — сунув руки в карманы брюк, качнулся на пятках мужчина, мучительно вспоминая, где видел того парня, голограмму которого так бережно хранит Станислава. Не спроста — понятно, другое дело, откуда он его знает? А ведь точно знает, во всяком случае, точно видел. Где? — Стася, кто он? Твой… друг?
— Друг, — буркнула — отстань.
Странно, — прищурился. Память быстро сопоставляла все виденные лица за последний месяц и выдала одиночное задание — сопровождение лаборанта к катарам. Там, в монастыре он и видел этого мужчину! Но может не его? Если предположить, что Стася бегает к нему, тогда непонятно, зачем ей монеты Древней Руси? Этого он видел в монастыре Франции, начала тринадцатого века, в то время, когда папа Иннокентий взывал к крестовому походу, а катарская ересь пускала корни в Тулузе, Лангедоке, Гиене и Провансе.
Странно. Не связывается одно с другим.
— Стася, ты лгать не умеешь, не отмахивайся. Ты вообще, понимаешь, куда лезешь? Тулуза начала века — кипящая лава, ящик Пандоры. Она не подчиняется короне, живет сама по себе и машет красной тряпкой еретичества перед бешенными быками папского престола. Куда ты лезешь?
— Причем тут Лангедок? — насторожилась женщина.
— Причем тут алтыны?
— Не поняла.
— Это я не понял, кому и что ты впариваешь? Твоего друга я видел в монастыре близ Каркасона, когда перед трассой в мезозой меня с лаборантом, сопровождающим туда отправили.
— Ты уверен?… — глаза женщины стали огромными и насторожили мужчину еще больше.
— Уверен. И как ты совмещаешь Древнюю Русь и Древнюю Францию, мне не понятно. Для кого и для чего тебе собирать монеты Руси, если твоему дружку они не помогут. Для отвода глаз?
— Подожди, ты видел его?! — качнула рукой в сторону закрытой ниши, пытливо глядя в глаза Иштвана.
— Его. Ты в курсе, что в 1209 году там будет резня? В курсе, что объявят новый крестовый поход и сравняют Лангедок с землей?