Ключи от цивилизации
Шрифт:
— Думаешь, погибла? — прошептал Чиж, с тоской и злостью за подобные мысли уставился на командира. Тот вздохнул и ответил расстроенным взглядом:
— Ты боец, должен сам все понимать.
Николай осел на траву, сообразив, что капитан прав. Но как с этим смириться?
— Я останусь, еще поищу.
— Отставить.
— Сутки. Дай мне еще сутки.
— Исключено.
— Ребята, минутная готовность, — тихо бросил Ян. Бойцы начали подниматься, а Чиж все сидел и упрямо сверлил капитана взглядом.
— Хватит! — рявкнул тот, не сдержавшись. — Никаких исключений не будет! И утри сопли!
— Я уверен, она жива, здесь! — вскочил мужчина. — Дай мне сутки, всего лишь сутки!
По воздуху прошла волна и начала образовываться воронка.
— Дома поговорим! — отрезал Иван и, схватив Чижа за руку, толкнул в образовавшийся коридор. Иштван оглядел веселый пейзаж и, прошептав:
— Прости, Стася, — шагнул следом. Последним ушел Иван, на пару секунд задержавшись, чтобы то ли попрощаться, то ли взять себя в руки и перечеркнуть прошлое. Однако понял, что не сможет и, ушел в будущее, храня былое.
Из бокса выходили молча. Не сговариваясь и все же единогласно приняв решение — о Стасе больше не слова.
Так было проще, легче. Так было всегда. Потерю не вернуть, а думать, говорить, что в больном ковырять. К чему? Нагрузки без того колоссальны на психику, как и на весь организм.
Жизнь продолжается, как должно быть. Каждый запомнит то, что ему хочется и с этим будет жить, но бередить чужие раны, как делиться своими — непринято, неправильно, наверное, нечестно. Чиж понимал капитана, ребят и все же наблюдая как они переодеваются, как ни в чем не бывало, переговариваются, решают, что сделать первым, что вторым, во сколько явиться в центр на прививки, ему казалось — они намеренно кощунствуют.
— Иштван, ты сколько лет со Стасей в патруле?
Пеши замер с майкой в руках, посмотрел в глаза Чижу: мне как тебе, поверь, несладко, и больно, и жалко, но давай не будем, хорошо?
Натянул молча майку на торс и скинув одежду в контейнер для грязного, вышел. Сван хмуро покосился на мужчину:
— Закрыли тему, Коля. Совсем.
— Получится?
— Но попытаться-то надо?
Глава 14
Первый день, второй, как сон или наважденье. И вроде все по распорядку, как всегда: завтрак, обед, ужин, тренировки, стрельбы, прививочный кабинет, партия в шахматы, разговоры за чаем в гостиной за полночь, подколки, а все же есть какая-то недоговоренность, пустота. И каждый чувствовал ее, и все же молчал и делал вид, что все в порядке. Эта фальшь, где и улыбка кажется натянутой и шутки плоскими, а разговоры из серии лишь бы говорить о чем-то, давили Николая. Он как фантом бродил по центру в поисках своего физического тела, часами зависал у стенда с пропавшими патрульными, где вывесили снимок Стаси. Смотрел на нее и не верил, что она не здесь, не с ним, что обернись, а ее нет, позови — не ответит. Двое суток, трое — разве срок? А вдуматься, так бездна. Три дня назад всего три дня, он разговаривал с ней, обнимал и руки до сих пор хранят тепло и близость ее тела, в ушах стоит ее "мы строим будущее". Но Стаси нет. Есть память, есть это здание, есть ее комната, товарищи, с которыми она сидела за столом, вытаскивала трассеров из мезозоя. Они остались — ее нет. Как так, Чиж в толк не мог взять, не принималось ни сердцем, ни умом, что это реальность. Кошмар скорее.
И разве не терял он до нее своих товарищей, друзей, знакомых? А будто не терял.
Смотрел на Сван и Иштвана, на Яна и Ивана и с трудом принимал, что они его напарники, что они из его группы. Казалось, не стало Стаси и группы нет, есть разрозненные фрагменты — люди связанные лишь словами "зеленый патруль".
Чижов не находил покоя, не мог ни есть, ни спать — он думал, вспоминал все что ему говорила Стася и заставлял себя понять ее слова, поверить, что даже в этой, казалось бы безвыходной ситуации выход есть. Он искал его, с трудом продираясь через заборы стереотипов, ломал сам себя и строил будущее, в котором Стася жива, здорова, здесь, с ними. Нашлась, вернулась. Прагматизм ехидничал, а зерно веры, что посеяла женщина, назло ему проросло и укрепилось. Отщелкивались дни, как шелуха от семечек в кулаке Сван и вот на смену тоске пришло ожидание. Когда и как Чиж сам не понял, но, взяв за аксиому в один из дней, стоя у стенда с пропавшими и вглядываясь в глаза Стаси, что она вернется, жива, уверился в то. Все что она говорила, уложилось и сложилось, нашло свое место в уме и сердце и больше не давило непониманьем — наделило четким осознаньем, что будет так, как сложишь ты, что будущее в руках твоих, а не мифической судьбы. Она сама всего лишь твой рисунок, бездумный исполнитель твоих мыслей и желаний, стремлений, целей. Ты задал программу, она исполнила — кого винить? Свой разум закостеневший, неповоротливый, ограниченный чужим, а не твоим влиянием, давлением извне? И кто действительно сказал, что быть не может, а что может? Кто определил шкалу того, что можно и нельзя? Кто определил параметры веры и воли, по какой шкале оценена и взвешена мечта? Кто сказал, что ей не сбыться? Ты сам творишь, кого-то милуешь, кого-то казнишь, и строишь хлипкие мостки из прошлого в будущее. Сам же строишь, сам же рушишь.
Чиж строил на века, гоня прочь все, что помешало б.
Вот он — пункт «а» и вон она — пункт «в», а больше ничего не надо. «Исчезла», "умерла", "нет шансов", "проехали — забудь" — все мимо ушей, сознания, отвергая на подходе и продолжая верить — будет, как задумал, как сказал — вернется.
Спустя неделю он криво усмехался над собой, понимая, что твердо уверовал в то. Неделя для других как жирный крест на надежде — его же лишь окрепла. И опять за то спасибо Стасе, свернула все-таки горы шлаков в его сознании, освободила от ненужного.
Быть может поэтому, с высоты своей надежды, твердой веры, что Стася вернется и иначе быть не может, он не сразу понял, что за девушку привел в гостиную Иван, к чему.
— Знакомьтесь, Лариса Веденеева.
Молоденькая, симпатичная шатенка щедро улыбнулась вмиг насторожившимся мужчинам. Единственный кто улыбнулся ей в ответ — был Ян. К нему она и села и получила чашку с чаем, пирожное.
— Спасибо.
— Не за что, — с видом доброго родственника заверил Федорович.
— К нам в группу? — прищурился Иштван.
— Да, — улыбка малость поблекла под тяжелым взглядом, который не оценивал, а сразу отвергал.
— Из детского сада? — поинтересовался Сван. Девушка растерянно моргнула, капитан предостерегающе уставился на мужчину: не шали.
— Быстро же ты Стасе замену нашел, — тихо сказал Чиж, разглядывая жидкость в чашке.
— Группа должна быть укомплектована. Наша очередь и в любой момент могут кинуть на задание.
— Оправдываешься? — посмотрел ему в глаза с насмешкой и превосходством.
— Не ваше дело, рядовой!
— Извините, что сидим в вашем присутствии, — скривился Сван. Поднялся и, не попрощавшись пошел на выход. Иштван и Николай почти синхронно поставили свои чашки на стол и встали:
— Спокойной ночи, — отвесил поклон Пеши Федоровичу.
— Не будем вам мешать, — поддакнул Чиж. И оба пошли из гостиной. Лариса приуныла, Иван поморщился:
— Не обращай внимания.
— Да нет, я ничего, я понимаю, — робко улыбнулась ему девушка в ответ.
Ян покосился на них и несмело сказал:
— Я тоже, пожалуй, пойду. Поздно уже.
— Девять всего.
— Ага. Спать пора, — и вылез из-за стола. Девушка, конечно, ничего, но мужская солидарность дороже. Он как все, а все — против.
Федорович проводил его злым взглядом и выдавил улыбку Ларисе:
— Вообще-то, новичков у нас тепло встречают…
— Я заметила, — сникла та. — Прием был самым «теплым».
Капитан крякнул: н-да.
— Завтра познакомитесь ближе и, все будет хорошо. Посмотришь. Сегодня бойцы устали, — какое б оправдание поведению бойцов еще найти?