Ключи от Стамбула
Шрифт:
– Мне удалось кое-что сделать, но этого пока что не достаточно, чтоб в сердце всколыхнулась радость, – ответил Франкини и смущённо улыбнулся. Похоже, он и сам был изумлён своей высокопарностью: ведь не коронованная особа стояла перед ним, не султан и не великий везир, а молодой русский посол, свой брат разведчик.
Игнатьев понимающе кивнул: в таком серьёзном деле, как поиск таинственного Протокола, излишняя спешка лишь навредит. Полковник Франкини, благодаря хорошему военному образованию, феноменальной памяти на лица и события, исключительной находчивости и виртуозной изобретательности в делах вербовки, выказывал себя отличным профессионалом. Он был способен выполнить труднейшее задание,
– Ладно, – сказал Николай Павлович, – с Протоколом дело не горит. Всё равно я сейчас другим занят: турецкое правительство затеяло переговоры по устроению новой Румынии, и я намерен участвовать в них самым решительным образом.
– На стороне султана? – догадался атташе, хорошо помнивший слова Игнатьева: «Без благосклонности Абдул-Азиса нам проливов не видать».
– Против Габсбургов и лондонского кабинета, – пошевелил локтями Николай Павлович, смешно изобразив ковёрного борца. – Мне предстоит серьёзнейшая схватка с лордом Литтоном.
Он вновь прошёлся от стола к окну, отметил, что один фонарь погас, а на других скопились шапки снега, и, возвращаясь назад, вновь заговорил о беспокоивших его переговорах. – Дебаты по Румынии предстоят жаркие! Намного жарче тех, которые мне уже приходилось вести с лордом Литтоном и в которых по сей день мне приходится участвовать.
– По критскому вопросу?
– Да.
– Я слышал, греков судят по Корану, – сочувственно сказал Франкини. – Православных греков по законам мусульман.
– В том-то и дело! – гневно воскликнул Игнатьев. – Это ли не попрание здравого смысла и гражданских прав турецких подданных? Я не намерен поощрять британцев в их двуличии и подстрекательстве! Захваченных с оружием в руках повстанцев турки заковывают в цепи и безжалостно казнят. Христианки в гаремах от страха трясутся. Здание и двор нашего консульства в Кандии забиты теми, кому некуда бежать.
– А что французы? – соболезнующим тоном полюбопытствовал Виктор Антонович.
– Уклонились от защиты христиан, – с презрением сказал Николай Павлович. – Заперли ворота консульства – и здрасьте! Моя твоя не понимай.
– Постучала сирота во царёвы ворота, – подхватил Виктор Антонович. – А в Кандии я был: городок старый. Улочки тесные, узкие. Случись резня – тут все и лягут.
– Ситуация скверная! – заключил Игнатьев. – Турок глуп и дик: от вида крови свирепеет. Но кто его всё время подбивает на резню? Британцы и французы! – Он значительно повысил голос, не вполне справляясь с возмущением. Карие глаза его сердито потемнели.
Видя его взвинченное состояние, Виктор Антонович решил увести разговор в сторону, в область старинных и загадочных преданий, тем или иным образом связанных с тайнами российского престола, которые можно нанизывать на нить любой беседы, словно бусы. – Николай Павлович, а вы слышали что-нибудь о легендарном «Отречении» Анны Петровны?
Глава XV
Игнатьев тотчас перестал ходить по кабинету и посмотрел на своего атташе с самым недоумённым видом: уж больно резкой была смена столь горячо обсуждаемой и близко к сердцу принятой им темы.
– Дочери Петра I? – отозвался Николай Павлович, так как ничуть не ожидал, что ему придётся без особенной на то охоты погружаться в мутный поток русской истории и, может статься, пускать пузыри, не находя быстрых и точных ответов.
– Да, – подтвердил свой вопрос атташе самым обычным, присущим ему тоном.
– Честно говоря, мало, – признался Игнатьев. – Что-то слышал краем уха, но не вникал в вопрос, другим был занят. А вам о нём что-то известно?
– Только то, что Анна Петровна отказалась в своём завещании от прав наследования русского престола за себя и за своё потомство.
– Это интригует, – присаживаясь к столу и показывая взглядом, чтобы полковник также расположился напротив него, хоть в кресле, хоть на стуле, раздумчиво сказал Николай Павлович.
– Конечно, интригует, – выбрав стул и усаживаясь на него, произнёс Франкини. – Одно дело отказаться от российского престола за себя, но лишать наследственного права своих прямых потомков, прежде всего, сына Петра-Ульриха…
– Будущего Петра III.
– Фёдоровича, – насмешливо сказал Виктор Антонович и с ожесточением потеребил свой нос; потеребил, чтоб не чихнуть, как это делают извозчики, сидя на козлах в ожидании клиента: – зычно, трубно, с оглушительным «апч-хи!»
Игнатьев улыбнулся. Он сам, чтоб не чихнуть, приподнимал кончик носа, наученный этому в детстве.
– А ведь у него, – оставив нос в покое и скривившись, будто от оскомины, проговорил Франкини, – у Петра III Фёдоровича рождается единственный сын Павел, у Павла – множество детей, первым из которых был горячо любимый, просто обожаемый Екатериной II внук Александр…
– И что же получается? – воззрился на него Игнатьев и, видя замешательство полковника, сам принялся вслух размышлять об исторической картине прошлого, о тех декорациях, в которых протекала политическая жизнь Европы и Нового Света. – Создав первое своё государство Северо-Американские Соединённые Штаты, масоны подготовили революцию во Франции, отомстив таким образом за разгромленный в XIV веке орден тамплиеров. Но кто в то время мог серьёзно помешать свержению монархии во Франции? Помешать могла Россия, занятая «греческим проектом» и решившая в лице Екатерины II и Потёмкина осуществить свою давнишнюю мечту по восстановлению Византийской империи и разделу Турции, Польши и Швеции, как наиболее опасных и воинственно настроенных соседей. Верховным масонам, конечно же, было известно о существовании «Отречения» цесаревны Анны, согласно которому ни Пётр III Фёдорович, ни великий князь Павел Петрович, ни его сын Александр Павлович не могли претендовать на императорский титул, так как не имели законных прав на державный престол. Про Екатерину II мы уже не говорим, зная, каким образом она оказалась с монаршим скипетром в руках на русском троне. Вот эти-то верховные масоны и отвлекли внимание российской самодержицы: сначала от всех её проектов, а затем от предреволюционной Франции вместе с её несчастным, давно приговорённым к смерти королём. Пытаясь напасть на след «Отречения» Анны и не зная, в чьих руках оно находится, масоны провоцируют попытку свержения Екатерины II в пользу её сына великого князя Павла Петровича, втайне надеясь, что нужная бумага выплывет на свет.
– Сама обнаружит себя, – живо подхватил полковник, слегка откинувшись на спинку стула.
– И выдаст с головой её хранителя, – произнёс Игнатьев, вполне допуская, что всю эту историю с отречением цесаревны Анны можно было и выдать и принять за злую шутку, нахальную выдумку, дабы внести сумятицу и в без того непрочные умы придворных чинодралов, лизоблюдов и политических оборотней. Иногда ему казалось, что Петербург лишь для того и создан, чтобы плодить врагов и разрушителей России.
– Но этого, по-видимому, не произошло, – деликатно заметил Виктор Антонович, – и где находится сейчас текст «Отречения», в существовании которого я сильно сомневаюсь, вряд ли кто скажет. Вероятно, он хранится у одного из потомков того заговорщика, который до последнего момента ничем себя не выдал и по счастливой случайности смог избежать ареста.