Книга Джошуа Перла
Шрифт:
Стоя у окна, мальчик покачивался, опьяненный теплом, уютом и запахом паркетного воска.
Вечером Перлы уложили мальчика спать в комнате сына.
А сами долго не могли сомкнуть глаз. Держась за руки под одеялом, они словно чего-то ждали. Было слышно, как мальчик ворочается в постели.
Перлы специально оставили все двери открытыми, чтобы чувствовать присутствие чужого человека в доме.
– Завтра решим, что делать, – сказал Жак Перл.
– Да, завтра.
Мальчику было столько же, сколько Джошуа, их единственному сыну, когда тот умер. Два года назад.
– У бродяг не такие руки, – со знанием дела сказала мадам
– Да.
– Слышишь?
Паркет в комнате Джошуа скрипел.
Жак Перл встал. Из коридора тянуло свежим воздухом. Гость открыл окно. Он смотрел на дождь, протягивал ладони, ловил капли и слизывал их языком. Мальчик закутался в красное одеяло, которое тянулось за ним королевским шлейфом.
Перл бесшумно сходил за кувшином воды и поставил его рядом с кроватью мальчика. Тот обернулся.
На следующий день Жак Перл усадил гостя на табурет за прилавком, оставил жену хозяйничать в магазине, а сам отправился в центр глухонемых. За завтраком, внимательно приглядевшись к юноше, господин Перл вдруг подумал, что тот, возможно, сбежал из специализированного учреждения.
Перл толкнул ворота и спросил у консьержа, не сообщалось ли о побеге.
– Почему вы спрашиваете? Вы кого-то нашли?
Нет, конечно. Но в такую погоду на улице не очень-то безопасно. У вас все пациенты на месте?
– Какого возраста?
Пятнадцати-шестнадцати лет… Я… Я наобум возраст называю. Это гипотеза.
– Что?
– Гипотеза.
Консьерж отпрянул, словно гипотеза – заразная болезнь вроде пневмонии или чумы. Перл уточнил:
– Если бы парень лет пятнадцати на свою беду оказался на улице в такую погоду…
Консьерж пригладил пальцами усы.
– Нет. У нас все на месте.
– Тем лучше. Спасибо, месье.
С глубоким облегчением Перл направился к выходу. Консьерж побежал за ним.
– Месье!
Перл обернулся.
– Если вы нашли пятнадцатилетнего мальчика, его стоит отвести в полицию.
– Никого я не находил. Благодарю вас.
Он почти побежал по улице мимо Люксембургского сада. Ярко светило солнце.
Вернувшись в лавку, Перл обнаружил, что клиенты не обращают никакого внимания на мальчика, который, сидя в уголке, тихонечко наклеивал этикетки на пакеты. Мальчик очень старался. Мадам Перл время от времени бросала на него покровительственные взгляды. Завидев мужа, она вопросительно подняла подбородок. Перл спокойно покачал головой – мол, ничего нового. Глаза супругов светились радостью.
Перл решил, что сделал всё возможное. И разгадать тайну мальчика ему, увы, не суждено. Если серьезно: куда еще он мог пойти? О полиции он и слышать не желал. Если кто-то потерял мальчика, пусть придут и заберут.
Вот так в доме Перла появился нежданный гость, чудесный пассажир грозы, прибывший вместе с дождем и ветром. Супруги называли его «паренек», «малыш» или «испанец». Он быстро сделался незаменимым человеком в лавке, работал за троих и постепенно выучил французский – по вечерам мадам Перл занималась с ним на кухне. Меланхоличный мальчуган оказался умным, живым, очаровательным. У него были странный акцент и серые глаза.
8. Слуховое окно
В него влюблялись девушки. Одна из них, по имени Роза, приходила каждый вечер на протяжении всего лета 1938 года. После закрытия лавки они час гуляли, а затем парень провожал красавицу в пассаж «Прадо», где ее отец держал парикмахерскую. Возвращаясь домой, он видел мадам Перл, которая ждала его у окна. Он поднимался по лестнице. Специально для него хозяйка оставляла дверь открытой.
Она окликала его:
– Как дела, малыш?
Он садился за стол и смотрел, как мадам Перл чистит картошку или рыбу. Она отказывалась от его помощи и смотрела на него с нежностью. Он послушно держал руки под столом.
– Погулял?
Он кивал.
– Это хорошо, – говорила мадам Перл. – Не хочешь пригласить девушку в кино?
– Нет.
Мадам Перл знала, что походы в кино помогают отношениям развиваться.
– Вы общаетесь?
– Немного.
– Она очень красива.
Он снова кивал.
– Еще заходила девушка из кафе. Как ее зовут?
– Адрианна.
– Красивое имя. Только вслушайся… А-а-а-адриа-а-а-анна-а-а…
Мадам Перл начинала смеяться.
– Я понимаю, почему они все влюбляются. Что за дивный акцент у тебя? Когда-нибудь расскажешь, дикарь ты мой милый?
Иногда мадам Перл случалось слышать, как мальчик говорит на родном языке. От этих звуков она содрогалась ночами.
Бывали и плохие дни. Дни, когда их мальчик словно перевоплощался. Он закрывался в комнате, орал, выталкивая Жака Перла, который пытался помочь. Потом исчезал на какое-то время. Мадам Перл называла такие срывы «днями гнева».
От этого гнева дрожали стены, и дом сотрясался от чердака до погреба.
Мальчик казался одержимым. Он проклинал небеса, раздирал пуховые подушки. Он кричал, что хочет избавиться от себя, покинуть этот мир. Сражаясь с самим собой посреди поля боя, заваленного белым пухом, мальчик выкрикивал фразы на родном языке, которые звучали подобно стонам больного или вою волка, попавшего в ловушку. Он распахивал шкафы и пытался пробить их насквозь ножками стула, словно искал выход. Он кричал что-то о потерянных дорогах. Когда его крики стихали на улице, мадам Перл начинала подметать осколки разбитых тарелок. Потом относила соседям килограммы сладостей, чтобы извиниться.
Несколько дней спустя мальчика находили в заднем помещении лавки. Он старательно лепил мармеладки.
– Как дела, малыш?
Он поднимал глаза, и было видно, что на некоторое время он успокоился. Никто не знал, куда он убегал. Но сладостное ощущение его присутствия, его ловкие руки и бездонные глаза заставляли забывать о плохом.
Каждый год накануне Рождества лавка Перла открывалась для детей. Они прибегали целыми толпами, словно маленькие варвары с ранцами за плечами. Перед дверью они на секунду останавливались, чтобы отдышаться, пригладить волосы, глядя в витрину, и затем по очереди, не толкаясь, заходили в магазин. Слишком взрослые девочки брали за руку маленьких, чтобы не привлекать внимания к своему возрасту. И без того вежливые дети старались вести себя безукоризненно, говорили «Здравствуйте, мадам!»; «Веселого Рождества, месье!» Даже маленькие шалопаи и хулиганы с кепками в руках вели себя тише воды ниже травы, зачарованные порядком, золотистым светом, красками, запахами: дети словно шагали по сахарным облакам.
По случаю Рождества каждый получал в подарок мармеладку в белой бумаге с красными буквами.
Двадцать четвертого декабря клиенты уступали очередь детям. Получив угощение, ребята не спешили уходить – уж больно хорошо было в лавке. Они медленно шагали к выходу. Впрочем, никто не рисковал подходить к прилавку дважды. Ведь господин Перл изобрел приговор «семь лет без мармелада» – для тех, кто попытался бы смухлевать. А когда тебе шесть или восемь, такой срок равносилен вечности.
К тому же здесь, в еврейском квартале маленьких лавочек и ателье, зимой 1938 года лучше было бы не думать о том, что будет с этими детьми через семь лет, после войны.